На это я сразу же откликнулся:
— Так что путешествие туда могло бы доставить тебе удовольствие?
Он глянул на меня, прищурив один глаз:
— Там ведь вроде слитки серебряные остались, нет, Джим? И мы с тобой вроде знаем только одного — только одного человека, кто место помнит, нет, Джим?
— Твоя правда, Бен, — рассмеялся я.
Он опять прищурился:
— С тобой-то я поплыву, Джим. Ты — товарищ по плаванию что надо!
Как мне вспоминается, большую часть пути из прошлого плавания домой мне приходилось держать Бена подальше от бочонков с бренди. Я отдан ему кое-какие распоряжения и объяснил, как добраться до «Адмирала Бенбоу».
По дороге в гостиницу я думал о многом. Этот новый доктор, Джеффериз, приедет завтра или несколько позже. Потом прибудет корабль и увезет нас из Англии на достаточно долгое время. Дядюшка сказал — он полагает, что к нашему возвращению из вояжа разбирательство с делом Молтби будет окончено и правда восторжествует. Из этого я заключил, что дядюшка и лорд главный судья Гиббон навели справки и намереваются вынести решение по всем вопросам.
А потом мысли мои потекли по уже привычной колее, что в последнее время доставляло мне такое удовольствие. Я представлял себе, что Грейс Ричардсон стала моей женой и что мы живем в покое и достатке с маленьким Луи и другими — уже нашими общими — детьми. Однако это забытье, в которое меня часто погружают приятные мысли, привело к весьма мрачным размышлениям.
Я представления не имел, чего можно ожидать, когда мы выйдем в Южные моря. Что может случиться, если мы обнаружим, что Тейт жив и здоров? Должны ли мы привезти его в Англию, чтобы он предстал перед судом за пиратство? Или Грейс Ричардсон намеревается обвенчаться с ним (в море капитан имеет право совершать венчание) и тем самым подарить своему сыну респектабельное положение рожденного в браке? Я не мог поверить, что она — женщина высокого рождения и прекрасного воспитания — может допустить мысль о браке с низким пиратом, который, по всем законам, должен возвратиться и предстать перед палачом. Да и Луи не должен идти по жизни как сын человека, окончившего жизнь, болтаясь на виселице. Причем мне придется выступать главным свидетелем по обвинению в пиратстве, бунте и убийстве.
Если нельзя допустить, чтобы так случилось, то это означает, что Тейт останется на острове, а она и Луи останутся вместе с ним. На острове, по меньшей мере негостеприимном, с холерой, лихорадкой и испарениями, а теперь, возможно, и вовсе непригодном для жизни? Тогда, может быть, какое-нибудь другое место на юге? Мы могли бы перевезти их туда. В этом невероятном случае — в любом случае — неужели я должен вскоре потерять ее навсегда?!
Впав в уныние от этих мыслей, я наконец стал спускаться по дороге к морю и увидел впереди двух работников сквайра Трелони. Оба ехали на телегах и оба понукали своих лошадей идти быстрее. Я поравнялся с ними и выяснил, что сквайр Трелони посылает нам (с самыми лучшими пожеланиями) «провиант для путешествия». Судя по размерам груза, провианта там хватило бы не на одно, а на три путешествия.
9
«Испаньола»
Мы на несколько дней закрыли трактир и гостиницу и выставили объявление об этом у начала дороги. Однако это не принесло мне облегчения, а лишь вызвало новую волну страха. Не проходило ни часа, чтобы я не взглядывал на море под нами или не прислушивался к движению по земле позади дома. Кто мог знать, не отдал ли Молтби приказаний каким-то своим наемникам? А не то родственники Бервика могли пожелать заехать в места, где их родич встретил свою погибель. Матушка сказала мне, что его тело увезли из нашего графства, чтобы похоронить где-то совсем в другом месте. Сбежавшую лошадь так и не нашли.
Я не расставался с пистолетами все это беспокойное время. А в трех случаях даже хватался за них. Первая тревога рассеялась просто, когда я услышал забавный клич Бена Ганна: «Дарби, подай мне рому!» — тот самый, будто призрачный голос, что так перепугал пиратов на острове.