Конечно же, ему были присущи некоторые мелкие недостатки, бросавшие тень на его незаурядные достоинства, но у меня теперь уже нет мужества говорить о его недостатках. Впрочем, тем, кто пожелает увидеть Поля как бы собственными глазами, нужно только прочесть мое сочинение, озаглавленное «Из Парижа в Кадис».
Итак, я позвал Поля и сказал ему:
— Поль, господа разбойники из Сьерры-Морены приглашают нас завтра на охоту. Два-три дня мы будем жить у них. Приготовьте все необходимое для этой прогулки.
Поль никогда ничему не удивлялся, а потому не удивился и на этот раз и только спросил:
— Надо ли будет взять столовое серебро?
Я путешествовал с небольшой шкатулкой, где хранилось столовое серебро на двенадцать персон.
— Безусловно, дорогой мой, — ответил я. — Я провожу не что иное, как эксперимент.
— В таком случае на эти три дня господин берет серебро по счету и снимает с меня ответственность за него?
— Да, Поль, будьте спокойны.
— Хорошо, господин может быть уверен: к двум часам ночи все будет готово.
С этим его уверением я и улегся спать в десять часов вечера.
II. «ЧУДЕСНАЯ ИСТОРИЯ ДОНА БЕРНАРДО ДЕ СУНЬИГИ»
В два часа ночи меня разбудил трезвон, подобный которому мне редко приводилось слышать.
Можно было подумать, что целый кавалерийский полк топчется по камням patio4 .
Шум и в самом деле был очень похож на это. Здесь было добрых полтора десятка ослов, лошадей и мулов, сопровождаемых своими arrieros5 .
Никогда не видел я зрелища более живописного, чем двор гостиницы при нашем появлении.
То был один из тех больших дворов прямоугольной формы с аркадами, что образуют имплювий и идут вдоль четырех стен здания.
Середину двора занимало огромное апельсиновое дерево, могучее, словно дуб.
Под этими аркадами топтались наши ослы и мулы, освещаемые дюжиной факелов в руках погонщиков.
Пламя факелов играло на всех блестевших частях упряжи и на одежде людей, а дальше терялось в густой темной листве дерева, где в глубине светились золотистые плоды.
Двух мулов нагрузили провизией, третьему предстояло тащить кое-что из багажа, и на нем уже восседал Поль в арабском одеянии.
Нас ожидали два всадника в нарядах majo6 : один на белой андалусской лошади, другой — на буланой; их ружья лежали на крупах лошадей, а кинжалы красовались за поясами.
То были Эрнандес и Равес.
Парольдо поднялся к нам, чтобы уведомить о прибытии; попутно он, будто полководец, отдавал распоряжения.
Среди всего этого каравана мое внимание привлек великолепный белый осел с красным бархатным седлом; высокий, горделивый и нетерпеливый, словно конь, он выделялся своей прекрасной статью. Вот теперь я понял, как правдивы были те бесконечные похвалы, которыми Санчо Панса осыпал своего Серого: доселе они казались мне преувеличенными.
Увидев меня, Равес и Эрнандес спешились и с тем любезным и учтивым видом, что свойствен только испанцам, предложили мне своих лошадей; но их опередил Парольдо, отдав в мое распоряжение этого удивительного осла.
Караван двинулся в путь. Я не видел ничего более причудливого, чем эта процессия: словно змея, она извивалась по ночным улицам Кордовы и кое-где освещалась луной, изредка возникавшей в разрывах туч.
Во главе каравана шли две лошади; за ними двигался белый осел, прилагавший все усилия, чтобы идти в первом ряду. За белым ослом вереницей тянулся десяток ступавших в своенравной непокорности обычных осликов без седел, уздечек, поводов, с простой накидкой на спинах, завязываемой под брюхом; стремян не было в помине, точно так же как поводьев, уздечек и седел. Наконец, два или три мула, нагруженные нашей провизией и багажом, шли в хвосте колонны, представляя собой ее арьергард.
В четверти льё от города к нам присоединился молодой человек, приглашенный на охоту Равесом, Парольдо и Эрнандесом.