Остальное может быть чем угодно.
Эйнар почесал нос и прищурился. Потом пожал плечами.
― Вход один ―стало быть, и выбирать не надо.
Он встал, и мы тоже. Быстрым шагом мы двинулись за Гейром и Стейнтором, почти бегом по папоротнику, и когда подошли к стене с воротами, первый розовый свет встающего солнца коснулся самых кончиков бревен частокола, а мы молча припустили бегом и ввалились все разом в эти ворота под светочем, зажженным для того, чтобы приветствовать усталых путников.
Сопротивление было слабым, почти никаким. Кетиль Ворона ненароком наткнулся на сторожа, человека в бурой рубахе, спавшего в маленькой будке у ворот. Кетиль сперва заглянул туда, потом вошел в поисках добычи, но ничего не увидел в темноте.
Пока ворчливый голос не выдал сторожа, он думал, что там никого и нет, в этой сторожке, такой маленькой и тесной, что у него не хватало места как следует размахнуться мечом. Кетиль Ворона махал им вслепую, пока невидимый сторож не закричал, а тут меч застрял в балке, и Кетиль, кляня все на свете, никак не мог его вытащить.
Половина отряда, услышав возню и увидев его затруднения, завыла от смеха. Сторож, кинувшись на Кетиля и сбив его с ног, выбрался из сторожки, совершенно обезумевший от страха.
Тогда-то Валкнут шагнул вперед и метнул свою ручную секиру, которая угодила сторожу в левую часть лба, а звук был такой, будто навозом шлепнули в стену. Удар отбросил его в сторону, он упал на спину, булькая, как некий неведомый длинноносый зверь. Кровь била из месива, бывшего его лицом, и растекалась лужей.
Кетиль Ворона с грохотом выскочил из сторожки, темный от гнева, и насмешки стихли, потому что он размахивал мечом. Но пока поздравляли Валкнута с ударом ―все согласились, что это был прекрасный удар, потому что секира была не для метания, а для ручного боя, ―в темноте то и дело посмеивались и прохаживались насчет Кетиля.
Валкнут же молча поставил ногу на окровавленную грудь мертвого и резким движением запястья вытащил свою секиру. Она вышла, чуть причмокнув, и Валкнут, кинув ничего не выражающий взгляд на Кетиля, отер кровь и мозги бурой рубахой мертвеца и пошел прочь ―секира в одной руке, копье со свернутым стягом в другой.
Кетиль Ворона поймал мой взгляд, и я заморгал, увидев, какое у него лицо, а потом благоразумно решил, что каменный храм с башней, пожалуй, меня интересует больше, и потрусил туда.
Оказалось, что изнутри это одно обширное помещение с замечательным полом из каменных плит. А на башне не нашлось никаких лучников, ничего, кроме колокола. Там лежали, растянувшись, два тела в буром, извергая кровь на плиты. Полдюжины других согнали в дальний конец помещения, и Эйнар стоял голова к голове с Иллуги Годи.
Странное место. Я таращил глаза на скамьи и алтарь для жертвоприношений, возле которого столпилась большая часть людей. Позади алтаря, над головами ―окно, заполненное кусочками цветного стекла в виде человека, на голове которого было что-то вроде сияющей шляпы. Стены тоже разрисованы странными картинами.
Рассветный свет лился через это окно и был похож на Биврест, радужный мост, и пятнами лежал на алтаре. Тогда я не знал этого, но такое окно было не меньшей редкостью, чем зубы у курицы, ―другое такое я увидел только в Великом городе Константинополе.
Но все это не шло ни в какое сравнение с тем, что висело ниже на стене. Две толстые тесины, одна продольная, другая поперечная, а на ней ―деревянная фигура мужчины, подвешенного за руки. Нет, не подвешенного. Я увидел ―пригвожденного сквозь руки и ступни. На голове какая-то странная корона, которая впивалась колючками ему в лоб, и еще, похоже, в боку у него зияла рана. Все это было прекрасно вырезано.
― Значит, это их бог, да? ―спросил я у Иллуги Годи к большому раздражению Эйнара.