Лишь один раз, когда после завтрака они оказались наедине, Стивен взглянул на нее с холодной улыбкой и довольно равнодушно спросил:
— Насколько я понял, вы решили больше меня не добиваться?
— Я никогда никого не добиваюсь, — ответила Беата, надеясь, что он хотя бы поцелует ее или улыбнется, как улыбался Эсме или Хелен, однако граф ограничился поклоном и ушел. И тут, глядя ему вслед, Беата неожиданно поняла, что ничего не хочет так сильно, как побежать следом за этим мужчиной. Увы, Стивен не проявил сколько-нибудь заметного желания поддерживать с ней отношения. Да и как он мог? Для нее у него не было времени. Если он не играл на пианино со своей любовницей, то обменивался непристойными шутками с невестой. Одному Богу известно, где он проводил ночи. Беата чуть не заскрежетала зубами; для нее уже стало традицией сначала думать о Стивене Фэрфаксе-Лейси, а потом ругать себя за это.
Как это ни прискорбно, но леди Беатрикс Леннокс страдала от потери самоуважения. Сначала мистер Фэрфакс-Лейси отказался сделать ее своей любовницей, взяв вместо нее Хелен, а потом маркиз Боннингтон не выказал к ней ни малейшего интереса.
Чтобы перебороть слезы, Беата захлюпала носом так громко, что даже не услышала, как к ней кто-то подошел.
— Вы не боитесь приближаться к этому пожирателю жакетов? — раздался знакомый голос почти у самого ее уха.
Кажется, она стала похожа на выдрессированную собачку, подумала Беата с горечью. Стоит ей услышать этот голос, как у нее подгибаются коленки.
— Козел меня не беспокоит, — ответила она, не оборачиваясь и не глядя на него.
— Тогда нам следует показать это чудное создание остальным гостям, — лениво произнес он. — Боюсь, что Эсме даже не подозревает о его существовании, в то время как я завел привычку в обязательном порядке наносить сюда краткий визит.
Беата призвала на помощь всю свою выдержку.
— А я думала, что вы все свободное время проводите с леди Годуин. Или, может, леди Ролингс требует к себе больше внимания?
— О, так вот что вас занимает! Только не говорите мне, что ревнуете…
Его голос приобрел странное мелодичное звучание, и это привело Беату в смятение.
— Вовсе нет! — Она наконец повернулась к нему. Не сказать, чтобы Фэрфакс-Лейси был так уж красив: из уголков его глаз разбегались морщинки, и подбородок тоже не годился в качестве образца. Господи, как же она ненавидела длинные подбородки!
— Ну вот и отлично. — Стивен удовлетворенно кивнул.
Что именно «отлично», этого Беата никак не могла понять. Уж не смеется ли он над ней? Нет, скорее, сочувствует. Пропади все пропадом!
— Видите ли, Эсме и я… — произнес он неуверенно и замолчал.
— Можете ничего не говорить, — буркнула Беата. — Я и сама все вижу. И смею вас заверить, у меня нет на этот счет никаких чувств, кроме радости за вас обоих.
— Счастлив это слышать.
Как это несправедливо, что от его улыбки у нее ноет в животе. Тяжелый подбородок, тяжелый подбородок, тяжелый подбородок, твердила она про себя, и тут же добавляла: ну и что!
— У нас с Эсме оказалось столько общих интересов! — Судя по всему, Стивен все же решил рассеять ошибочные представления, которые могли сложиться у Беаты. — Я уже и забыл, как меня забавляют игра слов и шутки.
— Вот и прекрасно, — пробормотала Беата. Больше всего ее расстраивало, что она потерпела сокрушительное поражение от толстухи на девятом месяце беременности.
Бросив на Беату косой взгляд, Стивен подумал, что, если он не ошибается, его тактика наконец сработала: она буквально сгорала от ревности.
— — А вы любите шутить? — поинтересовался он.