Но поскольку читать было чем дальше, тем интереснее, он со вздохом поднял рукопись и жадно впился в нее глазами.
4
О, надо мной несомненно тяготеет проклятие, ты ненадолго отвел его от меня, но тем тяжелее обрушилось оно на мою голову.
Я приезжаю в Париж и останавливаюсь в гостинице, к дверям которой привез меня дилижанс, оставляю вещи в своей комнате и бегу в Конвент. Прорвавшись к трибунам, ищу тебя глазами среди депутатов, но не нахожу и спрашиваю, где жирондисты.
Мне указывают на пустые скамьи.
— Они сидели здесь, — поясняют мне.
— Почему «сидели»?..
— Арестованы! В тюрьме! Сбежали!
Я снова спускаюсь с трибуны в надежде расспросить кого-нибудь из депутатов, чья наружность покажется мне внушающей доверие.
В коридоре мне навстречу идет какой-то депутат; в то мгновение, когда я поравнялась с ним, кто-то окликнул его:
— Камилл! Он обернулся.
— Гражданин, — сказала я. — Вас только что назвали Камилл.
— Да, гражданка, это имя я получил при крещении.
— Вы случайно не гражданин Камилл Демулен?
— Буду очень рад, если смогу быть вам полезен.
— Вы знакомы с депутатом Жаком Мере? — быстро спросила я.
— Хотя мы и в разных партиях, это не мешает нам быть друзьями.
— Вы можете мне сказать, где он сейчас?
— А вы не знаете, арестован он или сбежал?
— Десять минут назад я не знала даже, что он объявлен вне закона. Я приехала из Вены и сразу отправилась его искать. Я его невеста. Я его люблю!
— Бедное дитя! Вы уже были у него дома?
— Мы уже восемь месяцев не виделись и ничего не знаем друг о друге, я даже не знаю его адреса.
— Адрес мне известен. Позвольте предложить вам руку, мы пойдем к нему в гостиницу; быть может, хозяин нам что-нибудь скажет: он, по крайней мере, знает, не был ли Жак Мере арестован прямо дома.
— Ах, вы спасаете мне жизнь. Идемте же!
Я оперлась на руку Камилла, мы перешли площадь Карусель, вошли в гостиницу «Нант».
Мы спросили хозяина. Камилл Демулен назвался; нас проводили в маленький кабинет, и хозяин плотно притворил дверь.
— Гражданин, — сказал ему Камилл, — у тебя здесь жил один депутат, он мой друг и жених вот этой гражданки.
— Гражданин Жак Мере, — уточнила я.
— Да, он жил на антресолях, но второго июня исчез.
— Послушай, — сказал Демулен, — мы не из полиции, не из Коммуны, и мы не сторонники гражданина Марата, так что можешь нам доверять.
— Я бы и рад вам помочь, — ответил хозяин гостиницы, — но я на самом деле не знаю, что стало с гражданином Мере. Вечером второго июня явился жандарм, чтобы его арестовать; не застав его дома, жандарм остался в его комнате и ждал его позавчера и вчера; но поняв, что это бесполезно, он ушел.
— Когда вы видели Жака Мере в последний раз?
— Утром второго июня. Он, как обычно, вышел из дому и отправился в Конвент.
— Я видел его в этот же день, до четырех часов он сидел на своем обычном месте, — сказал Камилл.
— И больше он не появлялся? — спросила я.
— Больше я его не видел.
— Получается, что он съехал, не заплатив за гостиницу, возможно ли это? — удивилась я.
— Гражданин Жак Мере каждое утро платил за предыдущий день, очевидно, он знал, что может наступить момент, когда ему придется бежать не теряя ни минуты.
— Раз человек принимает такие меры предосторожности, — заметил Камилл, — значит, он опасается, что его могут арестовать. Вероятно, он направился в Кан, как и его единомышленники.
— Кто из жирондистов был его близким другом?
— Верньо, — сказал хозяин гостиницы, — я видел, что он чаще других приходил к нему.
— Верньо, скорее всего, арестован, — сказал Камилл. — Он слишком ленив, чтобы бежать.
— Как узнать наверное, арестован он или нет?
— Это очень просто, — сказал Камилл.
— Как?
— Жюли Кандей должна знать.