— Ну, положим, — проговорила она, — ты делал и не только это…
— Разумеется, но что обидно: я делал это, чтобы защитить тебя, Энни, а он хочет представить это почти как предательство…
— Он этого не говорил!
— Ну так подразумевал. Во всяком случае, его предложение прозвучало как предоставление мне попытки искупить мою вину.
— Ангус, — горячо воскликнула Энни, — поверь, мы не считаем тебя виноватым, никто из нас…
Ангус поднял на нее глаза.
— Ты тоже не считаешь?
— Ангус, — Энни опустилась на колени и взяла лицо мужа в ладони, — меньше всего на свете мне хотелось бы, чтобы ты думал, что я считаю тебя в чем-то виноватым…
— Я верю тебе, Энни, — вздохнул он, — но ты не единожды заставляла меня думать иначе.
— Ты хотя бы представляешь, — осторожно начала Энни, — чем тебе это может грозить, если тебя уличат в шпионаже?
— Представляю, — снова обреченно вздохнул Ангус. — Скорее всего тем же, что и той дюжине человек, что недавно попались Камберленду. Но в моем случае выгоды, которые я могу извлечь, стоят риска. Камерон прав: вам действительно нужен свой человек в лагере Камберленда, и я — самый подходящий. Я действительно могу раздобыть для вас очень важную информацию. Должен же я, в конце концов, хоть чем-то послужить вам, если уж мне не хватает смелости идти в бой с топором против вооруженных до зубов драгун! Да, поздно я спохватился — но вспомни евангельскую притчу о работниках в винограднике: пришедшие позже всех получили ту же плату… Я должен постараться, чтобы в Шотландии поскорее воцарился мир.
— Значит, — Энни пристально вгляделась в лицо мужа, словно ища какого-нибудь подвоха, — ты делаешь это не только ради меня, или ради того, чтобы получить одобрение Макгиливрея и Камерона? Если ты делаешь это лишь для того, чтобы оправдаться перед ними, то еще раз говорю: тебе не надо ни в чем оправдываться — ты действовал так, как считал нужным.
— Я не собираюсь оправдываться перед ними, Энни, но, поверь мне, был бы счастлив, если бы вместе с их именами хотя бы изредка упоминали и мое.
— Тогда, — Энни покачала головой, — я не отпущу тебя в Эдинбург одного. Я поеду с тобой!
— А вот это исключено, — мягко, но настойчиво заявил он.
— Почему? Если надо, я могу сыграть роль жены, которую ты угрозами заставил подчиниться против воли. — Энни положила голову ему на плечо. — Я буду тихой, послушной, незаметной словно мышка… Ты даже сам перестанешь замечать меня! Могу даже, если надо, облачиться в английский мундир и распевать «Боже, храни короля…».
Ангус нежно погладил шелковистые рыжие волосы.
— Энни, ты ведь и сама знаешь, что не можешь поехать со мной.
— Почему? — В голосе ее слышалась мольба.
— В интересах клана нужно, чтобы ты оставалась здесь. Им требуется сильный, бесстрашный лидер.
— У них есть человек на эту роль — Макгиливрей. Зачем им баба?
— Энни, ты что, не замечаешь, с каким восхищением все эти мужчины смотрят на тебя? Не слышишь, с каким воодушевлением они приветствуют тебя? Не видишь, какой гордостью светятся их лица, стоит тебе пройти мимо них? Вспомни — из твоего отряда когда-нибудь бежал хотя бы один человек?
— Ни разу, — прошептала она.
— Вот видишь! Напротив, ряды твоих людей растут день ото дня. Я сам во время боя видел отряд человек в сто, которые когда-то ушли от меня, — теперь они с тобой. После возвращения в горы, ты понадобишься им еще больше. Им будет не хватать твоего мужества, твоего боевого духа… — Ангус страстно поцеловал ее от избытка чувств.
Энни долго и напряженно смотрела мужу в лицо, затем снова положила голову ему на плечо.