Но она стала настолько тихой и мягкой, что Нолли и Маркусу, казалось, нравилось, когда она сидела в своем большом кресле, такая же сонная, как кот на ее коленях. И только через день или два, когда им стало легче и они стали беспокойными, она начала рассказывать им истории.
Результатом этого было то, что, когда Амелия забежала наверх в детскую после церкви, Нолли разразилась громкими истеричными воплями.
Никто не мог сказать, в чем дело. День был тусклым и дождливым, и Амелия воспользовалась случаем надеть свою новую меховую шляпку и муфточку. Оказалось, в конце концов, что при первом взгляде на муфточку Нолли подумала, что это белая птица. Фанни обернулась к леди Арабелле.
— Вы снова рассказывали им о той птице!
— Нет, я не рассказывала, дорогая моя. — Глаза леди Арабеллы были туманными и невинными. — Я только указала этому ребенку, что она была белая, а не тот несчастный черный скелет, который она нашла на следующий день после их приезда. Белая птица. Красивое чистое создание. И в этот день умрет хозяйка дома.
Амелия презрительно сказала:
— Бабушка, вы не сможете теперь испугать нас этой старой легендой. Во всяком случае, это неправда. Неужели вы думаете, что глупая старая птица собирается предупредить маму, когда ей следует умереть!
— Разве это обязательно должна быть ваша мать? — мягко спросила леди Арабелла.
— Ну, кто же еще, если это должна быть хозяйка дома? Не обращай внимания, Нолли. Смотри, я сниму свою шляпку, и ты можешь потрогать ее. Это всего лишь белый мех, такой мягкий. Но Нолли невозможно было убедить прикоснуться к меху. Она отпрянула прочь, прячась между простынями, и, хотя позже она громко отрицала свой испуг, Фанни знала, что этот страх глубоко въелся в ее сознание, и потребуется много времени, прежде чем он перестанет преследовать ее.
Именно тогда ей пришло в голову, что леди Арабелла может быть не просто глупой вредной старухой с богатым воображением. В своем желании поразить и в своем желании обладать властью она могла быть опасна.
Но почему она почувствовала это, Фанни не могла бы сказать. Она становилась такой же нервной, как Нолли. Возможно, бедные старые женщины счастливее богатых. Они могут быть утомлены до предела стиркой и отглаживанием огромных корзин белья, уборкой и чисткой, обработкой грядок картофеля или уходом за выводком внучат, но они никогда не бывают так безнадежно измучены своей незанятостью и бесполезностью, чтобы сплетать в своих головах странные планы.
Оказалось, что Амелия кинулась наверх в детскую после возвращения из церкви, специально чтобы рассказать Фанни, что она разговаривала с Адамом Маршем. Ей пришлось подождать, пока Фанни спустилась вниз на свою прогулку, и перехватить ее там, чтобы сказать:
— Разве вы не хотите послушать о мистере Марше? Он выглядел так элегантно, и все говорили с ним. И, что вы думаете, сэр Джайлс Моуэтт слышал о его отце и о его знаменитой коллекции китайской керамики. Так что папе пришлось признать теперь, что все его действия были совершенно невинны.
— Невинны? — сказала Фанни.
— Мама и я поверили ему по внешнему виду, но, я полагаю, отцам дочерей на выданье приходится быть осторожными и даже подозрительными.
— Но как вы можете быть такой самодовольной? — страстно выдохнула Фанни.
Амелия широко раскрыла глаза.
— Самодовольной? Но почему? Мистер Марш не женат, и мы ожидаем часто видеть его этим летом — кстати, он собирался осмотреть Херонсхолл — и, в конце концов, меня считают завидной добычей. Это не значит быть самодовольной, Фанни. Это значит просто рассматривать вещи такими, какие они есть.
Фанни плотнее запахнула шаль на своих плечах. Ветер был прохладным. Из-за нее Адам приехал сюда! Не из-за этой яркоглазой девочки, ее кузины, этого пухлого наивного создания, едва покинувшего классную комнату.