Рисунок 2.1. Развитие стран, принявших и не принявших условия вашингтонского консенсуса
Составлен по данным: Groningen Growth and Development Centre and the Conference Board, Total Economy Database, January 2007, http://www.ggdc.net/dseries/totecon.html
Бесспорно, что советский социализм страдал большими пороками, которые привели к его краху. Однако теперь наибольшую актуальность приобретает опыт 20 лет рыночно-капиталистического эксперимента в постсоветских государствах, анализу которого посвящены нижеидущие строки. Я старался представить этот опыт читателю как можно более объективно. Поэтому основное значение придается фактическим данным, и, разумеется, на них основаны оценочные суждения.
В соответствии с такой целью во втором параграфе кратко обрисована обстановка и ход проведения рыночных реформ, а в третьем и четвертом приведены таблицы и другие данные двадцатилетнего эксперимента.
1. Российские реформы: приватизация собственности и спад экономики
До определенного времени очень мало кому из советских людей приходила мысль об отказе от общественной собственности и переходе к частной. Другое дело демократия. О ней мы мечтали всегда. В свое время внутри правящей партии возникали различные оппозиционные группировки, требовавшие демократии, но успеха они не имели. В брежневское время движение за демократизацию страны (диссидентство) возникло уже за пределами коммунистической партии. Тем не менее, никто из диссидентов не требовал восстановления капитализма, отказа от общественной собственности, а тем более ее приватизации и передачи неизвестно кому. Речь шла о соблюдении советской Конституции, где права и свободы были записаны, но эти нормы не исполнялись. А. Сахаров говорил о конвергенции двух систем, под которой понимал соединение западной демократии с социалистическим планированием. Никто в то время не предполагал, что гигантские богатства, созданные общим трудом ряда предыдущих поколений, по указам и устным приказам одного сидящего в Кремле человека будут раздаваться кому попало в частную собственность. Такую дикость представить было невозможно. Но именно это стало нашей суровой реальностью. Что касается демократии, то решительный поворот в этом направлении провозгласила горбачевская перестройка, и первоначально это поддерживалось большинством населения. Она проводилась под лозунгом: "Больше социализма – больше демократии!". Об отказе от социализма речи не было.
Что имеем теперь? Свалившийся нам как снег на голову финансово-экономический кризис, удары которого теперь испытывает каждый. После того как с помпой проводились рыночные реформы, породившие ожидания райского будущего при рынке и капитализме, его мало кто ожидал. Ведь ложным был признан путь планового ведения экономики, а переход к рынку был объявлен поворотом на магистраль мировой цивилизации, ведущей к храму всеобщего благоденствия и процветания. Кризис в этих представлениях был исключен.
Это потому, что реформы в постсоветских государствах были осуществлены с точностью до наоборот. Все усилия реформаторов были переключены на захват общественной собственности, а утверждение демократии было сведено к малозначащим формальностям. Только в период Горбачева мы увидели реальность альтернативных выборов, а в последующем они стала такой формальностью, что исход заранее бывает известен. Сейчас реальная власть находится в руках партии, представляющей интересы олигархического капитала и коррумпированного чиновничества, которая не стесняется называть себя "партией власти", так как не собирается ее уступать никому из имитирующих демократию партий. Такова наша старая византийская традиция. Кто добрался до власти, тот вцепляется в нее зубами и руками и больше не собирается ее кому бы то ни было уступать.
К сожалению, так случилось и сейчас. Вместо демократии мы получили рыночные реформы, смысл которых состоял в переделе собственности. Как было сказано, рынок изображался в качестве рога изобилия, из которого блага текут полным потоком, благодаря которым можно жить счастливо без особых усилий. О кризисах, безработице, дороговизне жизненно важных услуг и прочих реальностях капитализма не было даже намека. При этом речь идет о поколении людей, которые родились и выросли в советское время, не знали реального капитализма и его тягот, зато повседневно сталкивались с множеством неудобств своей жизни и под впечатлением созданной Западом в ходе холодной войны лубочной картины капитализма его так именно и воспринимали. В качестве основного аргумента в пользу перехода от плановой к рыночной экономике выдвигался пример стран развитого капитализма, которые добились большего в экономике и благосостоянии, нежели СССР и другие страны социализма. При этом не поднимался возникавший контрвопрос: если причина различий в том, что у одних рынок, а у других план, то почему впечатляющие успехи есть в одних и не наблюдаются в других странах рыночно-капиталистического мира?
К тому времени средства массовой информации, прежде всего телеканалы, перешли в руки тех, кто нацелился на захват народной собственности, и сказками о легкой и красивой жизни при капитализме они забивали любое трезвое слово о сложности предлагаемых перемен. Героями дня стали разные сомнительные фигуры, в особенности угодливые журналисты, за высокие гонорары на все лады расхваливавшие рынок и капитализм как модель идеального общества. Многие звезды театра и кино в рекламных роликах убеждали телезрителей, что капитализм является таким райским обществом, жить в котором легко и приятно. Достаточно свои сбережения отдать одной из множества возникших компаний (впоследствии все они оказались финансовыми пирамидами), и они начнут расти так, что легко можно будет приобрести дом в Париже или виллу на Гавайских островах. В состоянии всеобщего опьянения ожиданием замечательного будущего никто не хотел слушать горькую правду о том, что замена одной общественно-экономической системы другой является чрезвычайно сложным и далеко не однозначным делом, которое не может проходить к одинаковой выгоде для всех, а, наоборот, обогащение одних происходит путем пауперизации других. Такие соображения казались проявлением консервативной слепоты перед лицом ожиданий радужного будущего.
Тому немало способствовал развал СССР в конце 1991 года, казавшегося раньше несокрушимым государством. Этот развал был неожиданным ударом, который оглушил его граждан и вывел их из привычного равновесия. Растерянными оказались не только рядовые граждане, но и правившая страной в течение 70 лет Коммунистическая партия, прежде всего ее горбачевское руководство, проявила полную импотентность в предотвращении наступавшей катастрофы. Других способных на это политических сил тоже не оказалось. Зато в условиях всеобщей растерянности корысть всегда начеку. В результате в тот критический момент нашей истории власть перешла не к тем, кто хотел демократии, а к тем, кто нацелился на захват богатств. Это были представители коммунистической номенклатуры, спешно покидавшие тонущий корабль, и криминального бизнеса, вышедшего из тени и ставшего основным резервом новой власти. Их демагогия о благотворности передачи общественной собственности в частные руки воспринималась толпой как спасительная мудрость, что исключало возможность хладнокровной оценки ситуации и принятия научно разработанных и продуманных решений.
В такой обстановке российское руководство во главе с Б. Ельциным сочло за лучшее обращение к администрации Белого дома США за помощью в осуществлении необходимых преобразований. По существу, это была добровольная капитуляция Карфагена перед Римом в иллюзорной надежде на политическую милость и финансовую помощь. Вместо этого, исходя из собственных интересов, Вашингтон предложил нам неоклассическую модель экономики, нисколько не интересуясь тем, насколько она соответствует или противоречит специфике нашей цивилизации. Она и была принята нами под эгидой таких международных организаций, как МВФ и Мировой банк, за которыми всегда мелькает направляющая рука администрации Белого дома.
Ни в одной из стран бывшего СССР соответствие или несоответствие предложенной модели условиям их развития не было предметом достаточно серьезного и свободного обсуждения ни в законодательных органах, ни в научных кругах. Имеются в виду не формально-чиновничьи решения, а непредвзятые взвешивания "за" и "против". Реформы проводились, как отмечалось, в угаре раздутых ожиданий скорого (исчисляемого в сотнях дней) наступления небывалого счастья. Причем основные решения по преобразованию экономики (либерализация цен и внешнеэкономическая деятельность, приватизация госсобственности) были приняты в тиши кабинетов за спиной народов и научной общественности людьми, компетентность которых была сомнительной, зато преследование ими своих корыстных интересов проявилось с полной определенностью. То, что принимавшие решения сами хорошо обогатились, красноречиво говорит о целях, которые они преследовали.
Безоговорочно была принята также соответствующая тем же целям теоретическая основа модели – неоклассическая ортодоксия. Сказалась наша традиционная покорность в послушании тому, что идет сверху. Мы не вступили с ней в полемику, несмотря на то, что опирающаяся на классическую традицию советская экономическая мысль располагала немалым арсеналом для противостояния ее разрушительному действию. Мы приняли либеральную идеологию так же беспрепятственно, как аборигены колонизированных территорий принимали христианскую веру.