Загадку эту можно решить лишь единственным способом. Независимо от того, верили большинство социалистов-политиков в марксистский интернационализм или нет, - возможно, к этому времени вера в силу интернационализма уже разделила судьбу другой, близкой ей веры - веры во всепобеждающую революцию - они не могли не понимать, что любая попытка сохранить верность священному писанию будет стоить им потери последователей. Вначале массы взглянули бы на них удивленно, а затем отреклись бы от всякого с ними союза, фактически опровергая положение Марксова учения о том, что у пролетариата нет родины и что единственная война, которая его интересует, - это война классов. В этом смысле и с поправкой на то, что, если бы не война, процесс эволюции в буржуазных рамках длился бы дольше и все могло быть по-другому, Mы можем говорить о том, что в августе 1914 г. рухнул один из важнейших столпов Марксова учения [Определенную роль в этом сыграли также успехи несоциалистических реформ.].
Это почувствовали все, даже в консервативном лагере: например, немецкие консерваторы вдруг ни с того ни с сего начали обращаться с социалистической партией с исключительной учтивостью. Ощущалось это и в той части Социалистического лагеря, которая еще сохраняла верность старым идеалам. Даже в Англии Макдональд [Макдональд (MacDonald) Джеймс Рамсей, 1866–1937, один из основателей и лидеров Лейбористской партии Великобритании, в 1924 г. - премьер-министр. - Прим. ред.] потерял свой пост руководителя Лейбористской партии, а затем и место в парламенте из-за того, что не мог согласиться со вступлением Англии в военную коалицию. В Германии Каутский и Гаазе [Гаазe (Haasе) Гуго, 1863–1919, один из председателей Соц. - дем. партии в 1911–1917 гг.
- Прим. ред.] оставили большинство и в марте 1916 г. основали Независимую Социал-демократическую партию Германии, хотя большинство активных ее членов в 1919 г. вернулись под прежний кров [Следует отметить, что в ряды Независимой партии становились не только одни несгибаемые марксисты, как Каутский и Гаазе.
Например, членами этой партии были Бернштейн и ряд других ревизионистов, которых трудно заподозрить в том, что они вступили в нес из уважения к марксистскому вероучению. На самом деле удивляться тут нечему. Ортодоксальный марксизм был, разумеется, далеко не единственным поводом для разногласий между партийным большинством и отдельными инакомыслящими социалистами. Упомянутые выше ревизионисты просто разделяли взгляды Рамсея Макдональда.]. Ленин объявил, что Второй Интернационал умер, а дело социализма - предано.
Доля правды в этом была. Как показывает опыт большинства марксистских партий, социализм не выдержал проверки на прочность. Оказавшись на перепутье, он не пошел по пути марксизма. Символы веры, лозунги, конечные цели, организации, аппарат и вожди - все это осталось прежним. На следующее утро после gran rifiuto они были те же, что и накануне, но тем явственней была видна подмена смысла их борьбы и призывов. После этого experimentum crucis [решающего опыта - лат.] ни социалисты, ни антисоциалисты не могли уже смотреть на эти партии прежними глазами. Но и сами эти партии не могли продолжать угощать публику затасканными репризами. На горе ли, на радость ли, они спустились из своей башни из слоновой кости на грешную землю. Они на деле показали, что судьба собственных стран для них дороже, чем социалистическая цель.
Иное дело те из них, которые как социал-демократические партии Скандинавских стран, никогда и не пытались прятаться в башнях из слоновой кости. Но те критики, которые никогда не воспринимали революционное заигрывание прочих социалистических партий всерьез, не могли не заметить изменений в их поведении.
Что же касается немецкой партии, то, пожалуй, правильнее будет сказать, что "социал-предатели", как их тогда называли, просто спустились с заоблачных высей на землю и что национальное бедствие заставило их встать с головы на ноги - а это, и думаю, что многие со мной согласятся, никакое не предательство, а наоборот - большая их заслуга. Но на какую бы точку зрения мы не встали, не может быть ни малейшего сомнения в том, что новое понимание ответственности резко сократило дистанцию, отделявшую социалистов от естественной цели всякой партии - от власти, хотя еще в 1914 г. эта дистанция казалась почти непреодолимой. Этим я вовсе не хочу сказать, что немецкие социалисты действовали по холодному расчету или что они кривили душой, когда отказывались войти в состав буржуазного правительства. Но совершенно очевидно, что именно благодаря позиции, на которой они стояли в начале войны, к концу войны они, если можно так выразиться, "неплохо устроились". В отличие от других партий они не скомпрометировали себя поспешным соглашательством, но они и не оставили свой народ в минуту опасности.
2. Влияние первой мировой войны на социалистические партии европейских стран
1. Всякая крупная война, завершающаяся поражением, сотрясает общественную структуру и угрожает положению правящей верхушки; потерю престижа вследствие военного поражения весьма трудно пережить любому режиму. Я не знаю исключений из этого правила. Однако обратное утверждение не столь очевидно. Успех должен быть быстрым, эффектным и четко ассоциироваться с действиями правящей верхушки - именно такой была, например, победа Германии в 1870 г., иначе экономическое, физическое и моральное истощение может даже в случае победы привести в сущности к тем же последствиям в расстановке классов, групп и партий, которые обычно сопутствуют поражениям.
Это ясно видно на примере первой мировой войны. Со стороны Соединенных Штатов военные действия длились недолго и не успели сколько-нибудь заметно истощить силы этой страны. Тем не менее администрация, ответственная за войну, потерпела сокрушительное поражение на выборах. Да и во всех других странах-победительницах престиж правящей верхушки и ее контроль над ситуацией в стране отнюдь не увеличились, а, наоборот, уменьшились. Для германской и английской социалистических партий это означало приход к власти или, во всяком случае, вхождение в состав правительства. В Германии, например, на партию был возложен контроль за всеми центральными государственными органами, и хотя, чтобы спасти честь доктрины, некоторые немецкие социалисты, так же как и некоторые немецкие антисоциалисты, настойчиво называли это революцией, партия сформировала правительство по просьбе властей, причем просьба была достаточно робкой. В Англии за лейбористскую партию, которая в январе 1910 г. сумела набрать лишь немногим более полмиллиона голосов, а в 1918 г. - неполные два с четвертью миллиона [Рост голосов за период с 1910 по 1918 г. объясняется исключительно предоставлением избирательных прав женщинам и упрощением процедуры регистрации избирателей.], было отдано 4 236 733 голоса в 1922 г. и 5 487 620 голосов в 1924 г. (8 362 594 в 1929 г.). Макдональд вновь возглавил партию, и в 1924 г. она стала если и не правящей, то по крайней мере правительственной. Во Франции структура политической сферы не позволила социалистам добиться таких выдающихся достижений, но в общих чертах события развивались по сходному сценарию и здесь: сразу же после войны наступило возрождение синдикализма, однако Всеобщая конфедерация труда (Confederation Gеnerale du Travail), выйдя из состава Синдикалистской всеобщей конфедерации труда (Confederation General du Travail Syndicaliste) и коммунистической Единой Всеобщей конфедерации труда (Confederation General du Travail Unitaire) и приняв в свои ряды всех тех, кого по различным причинам не устраивало членство в названных двух организациях, осудила революционный путь и стала исподволь готовиться к ведущей политической роли.
К тому же социалистические и околосоциалистические партии, которые приняли выпавшую на их долю ответственность, наверняка понимали, что они были почти монопольными обладателями многих качеств, которые требовались для успеха их начинания. С кипевшими негодованием народными массами они умели обращаться так, как никто другой. Как показывает пример Германии, их положение позволяло им даже гасить революционные вспышки, при необходимости применяя и силу. Во всяком случае, это были именно те люди, которые могли, с одной стороны, назначить обществу правильную дозу социальных реформ, а с другой - заставить массы их принять. Важнее всего было то, что со своих позиций они имели все основания считать, что именно они были призваны залечить раны, нанесенные обществу "империалистической войной", восстановить международные отношения и расчистить всю ту грязь, в которую не по их вине, а по вине буржуазных правительств погрузился мир. При этом они совершали точно такую же ошибку, которую с иных позиций совершали их буржуазные соперники, которые верили в коллективную безопасность, Лигу наций, восстановление золото-валютного стандарта и снятие торговых барьеров. Но в рамках своей ложной посылки социалисты по праву надеялись на успех, особенно в области внешней политики.
2. Достижения двух правительств Макдональда - работа самого Макдональда и Гендерсона [Гендерсон Артур (1863–1933) - один из лидеров лейбористской партии.] в качестве министра иностранных дел Англии - служат тому убедительным доказательством. Но еще более характерен пример Германии. Во-первых, в этой стране только социал-демократы имели моральное право признать мирный договор и поддержать политику, направленную на выполнение предусмотренных в нем условий.