В экономической теории этот механизм в принципе хорошо знаком под именем "неполной (монополистической) планомерности" (понятие, введенное в оборот школой политэкономии МГУ), выступающей в качестве социально-экономической основы действия очерченного Я. Корнай механизма "вегетативного контроля".
Еще на заре реформ авторы подчеркнули роль этих механизмов, показав, что они качественно отличны как от народно-хозяйственного планирования и регулирования, так и от рыночного саморегулирования. Напомним, что в данном случае отдельные институты экономических систем в силу определенных причин (высокий уровень концентрации производства и/или капитала, корпоративная власть и т. п.) получают способность сознательно (но в локальных, ограниченных масштабах) воздействовать на параметры производства поставщиков и потребителей (объем, качество, структура), рынка (цены на продукцию контрагентов, расширение продаж за счет маркетинга), социальной жизни и т. п.
Этот механизм отличен от народно-хозяйственного планирования по своим субъектам, объектам, целям и содержанию (государство, как представитель общества, – обособленная корпорация; национальная экономика – часть (локус) рынка, производства; общенациональный – корпоративный интерес и т. п.). Но он содержательно отличен и от рыночного механизма саморегулирования, ибо он, будучи многосубъектным и конкурентным (сочетающим экономические и бюрократически-волевые методы борьбы), в то же время является механизмом целенаправленного, сознательного формирования пропорций и аллокации ресурсов со стороны ряда агентов; это механизм, где решение агентов производства ( крупнейших корпоративных структур – производителей ) формирует его структуру и потребности (спрос), а не наоборот, как это предполагает модель свободного рынка, где спросоограниченная (рыночная) экономика трансформируется в корпоративно-формируемую.
Причины доминирования такого многосубъектного монополистического регулирования экономики достаточно просты: наличие монополизации производства, разрушение старого государственного контроля за корпорациями при слабости нового, неразвитость рыночной конкуренции и т. п. Соответственно, чем сильнее действие названных факторов, тем значимее монополистический контроль, чем слабее (например, в Центральной и Восточной Европе) – тем меньше роль этого механизма координации (аллокации ресурсов).
Как мы уже отметили, не только рынок, но и локальное регулирование развивается в трансформационных системах преимущественно (но не только) в деформированном виде. Причины этого в том, что оно вырастает не как органический продукт противоречий капитализма (мы постарались, вслед за авторитетами, показать, как они порождали в XX веке монополии, империализм и т. д. вплоть до глобальной гегемонии корпоративного капитала), а как следствие полураспада бюрократической планомерности, действия всех других факторов трансформации, описанных выше, и, что также весьма важно, воздействия всех других способов конкуренции.
Основные черты этих деформаций состоят в следующем.
Во-первых, в качестве субъекта локального регулирования, как правило, выступает не достигший определенного уровня развития персонифицированный капитал, а "обломок" ("обломки") бывшей государственной пирамиды.
Во-вторых, основой власти этих структур ("генератором поля", подчиняющего клиентов) является, соответственно, не столько высококонцентрированный капитал (хотя образование таких капиталов постепенно идет), сколько доступ к тем или иным ресурсам – от близости к государственной кормушке до монопольного использования природных богатств – отсюда, кстати, ассоциация этого механизма с тем, что западные экономисты называют " поиском ренты ". Все это позволяет определить такое воздействие, как противоречивое соединение корпоративно-капиталистического контроля и вегетативного регулирования, являющегося пережитком "экономики дефицита" (только "дефицитом" ныне все более становятся государственные кредитно-финансовые ресурсы [2] ).
В-третьих, в силу такого содержания и под воздействием других методов координации, а также общей атмосферы диффузии институтов методы локального корпоративно-бюрократического регулирования так же являются деформацией "цивилизованного" корпоративного воздействия, широко используя как добуржуазные механизмы (внеэкономическое подчинение), так и механизмы, основанные на сращивании с крайне бюрократизированным государственным регулированием.
Проявления господства этого механизма в трансформационной экономике хорошо известны. Например, в той мере, в какой оно существует, экономика "не поддается" радикальным рыночным реформам (их либо саботируют, либо "убирают" реформаторов). Так, в России под определяющим господством псевдогосударственных и псевдочастных корпораций находится система пропорций, динамика цен ("ножницы" цен на сельхозпродукцию и ресурсы для ее производства, рабочую силу и потребительские товары), финансы (кризис неплатежей) и т. п.
Это не просто олигополистический рынок; это экономика, регулируемая в определяющей степени нерыночным соперничеством обособленных корпоративно-бюрократических структур – этаких "динозавров" капитализма, под ногами у которых "болтаются" все остальные граждане и которых эти монстры безжалостно топчут, при этом, правда, сами находясь в состоянии, близком к вымиранию. Столкновением власти этих " динозавров " и их регулирующих воздействий, а не единым центром (как в прошлом) или " невидимой рукой рынка " (которая, как было показано Дж. Россом, в трансформационной экономике указывает явно не в ту сторону) определяется реальная система координации в трансформационной экономике кризисного типа.
Доминирование локального (вегетативного) управления в трансформационной экономике сочетается, как мы уже отметили, с сохранением модифицированного количественно (оно потеряло свою ведущую роль) и качественно (изменение преимущественно прямых методов на преимущественно косвенные, резкое возрастание разобщенности политики отдельных ведомств) бюрократического централизованного управления.
Вследствие этого рынок в России с самого начала возникает и развивается как подчиненный и деформированный бюрократическим централизованным и корпоративным локальным регулированием компонент трансформационной экономики.
Генезис рынка в силу этого сопровождается неожиданным для индустриальной экономики на рубеже XXI века развитием добуржуазных способов координации. К их числу относятся уже названные механизмы поиска ренты ; различные формы насилия – от начального криминального ("крыши" и т. п.) до узаконенного (войны – в Югославии, Чечне, Таджикистане и др.), а также натурально-хозяйственные тенденции. Они проявляются, например, в таких формах, как сокращение товарности сельского хозяйства и рост роли производства на приусадебных участках (дачах), расширение использования бартера, развитие производств-субститутов внутри крупных предприятий, натурализация зарплаты, ограничение вывоза продукции за пределы регионов и др.
Развитие добуржуазных форм координации порождается прежде всего общими для трансформационных экономик кризисного типа факторами, связанными с инверсией социально-экономического времени и трансформационной нестабильностью. В данном случае это, во-первых, инерция и даже высвобождение натурально-хозяйственных связей, раннее "придавленных" централизованным планированием и ныне не замещенных в должной мере современным рынком. Во-вторых, шоковые реформы, разрушившие плановые связи, но не способные создать рыночные. В образовавшийся вакуум современных форм координации тут же "втянулись" допотопные: на место планового снабжения в условиях дефицита денег пришел бартер; тот же "дефицит рынка" (в частности, резкое сжатие денежных доходов населения, дополненное негарантированностью выплаты зарплаты) с необходимостью вызвал рост производства в подсобных хозяйствах и т. п. В-третьих, возникающий деформированный рынок сам воспроизводит добуржуазные способы координации. Последние, следовательно, будут тем сильнее, чем в большей мере инерция кризисного развития прежних тенденций и вновь образовавшиеся деформации рынка будут интенсифицироваться попытками проведения шоковых реформ.
Причина этого, как мы показали выше, в том, что попытки волюнтаристского внедрения рынка в кризисной трансформационной экономике ведут не к развитию, а к дефициту эффективных рыночных форм, в частности "дефициту (по отношению к потребностям воспроизводства – рабочей силы, производств, национального богатства) денег".