Вы убеждены, что история с сестрой не повлияет на него в будущем?
– Убежден, – ответил Госс. – Он истинный немец. При фюрере он ощутил величие государственного могущества, а это незабываемо. Он был капитаном победоносной армии, а теперь он «проклятый немец». Нет, он никогда не изменит своему прошлому...
– Хорошо, – заключил Науман, – согласен. Теперь второе: Дорнброк просил заняться линией его защиты через нашу прессу. Я думаю, это дело для вас. Причем его трогать не надо. Будем валить тех свидетелей, которые дают обвинение против старца...
3
После того как Нюрнбергский трибунал приговорил Дорнброка к девяти годам тюремного заключения, он через своих юрисконсультов уволил всех сотрудников, которые на процессе давали показания не в его пользу.
Каждому из этих сотрудников был вручен синий пакет с типографски отпечатанным текстом: «Благодарим вас за работу, в ваших услугах концерн более не нуждается. С наилучшими пожеланиями».
Подпись была неразборчивой.
Когда уволенные обратились с жалобой в оккупационную союзническую комиссию и к властям Бизонии, Дорнброк – опять-таки через своих юрисконсультов – ответил, что в связи с декартелизацией и сокращением объема работы он крайне ограничен в средствах и не может платить деньги людям, которые практически теперь ни за что не отвечают.
Уволенные обратились в суд, требуя восстановления на работе и компенсации. Дорнброк уполномочил юрисконсультов отстаивать интересы концерна, а сам с еще большей, скрупулезной настойчивостью занялся изучением проблемы атомной промышленности и связанных с ней судостроения, ракетостроения, а также электронно-вычислительного планирования.
Однако его бывшие служащие нанесли ему неожиданный удар: в суде первой инстанции увольнение было признано противозаконным – это со всей возможной тщательностью доказал адвокат Бауэр.
– Кто этот Бауэр? – спросил Дорнброк Джона Лорда.
– Молодой парень... Его никто не считал звездой, он занимался разводами... Из баварской деревни, окончил технологический и юридический факультеты университета. Отец у него давно умер, дядя имеет одну корову, а сам он лишь в сорок пятом отпраздновал свое двадцатилетие... Я попробую свести ваших юристов с полковником Радтке – видимо, мы сможем протащить его на пост заместителя шефа контрразведки.
...Бауэр вошел к Радтке вызывающе спокойно.
– Садитесь, господин Бауэр, добрый день, рад познакомиться с вами, – сказал полковник.
– Добрый день, – сухо ответил Бауэр. – Чем вызвана необходимость нашей встречи?
– Тем, что мы с вами делаем одно дело. Охраняем конституцию республики. Я – в тиши этого кабинета, вы – под юпитерами кинохроники в зале земельного суда. Итак, мой первый вопрос: являетесь ли вы членом Коммунистической партии Германии?
– Конечно нет.
– Ого? Не просто «нет», а «конечно нет»! Отчего такая категоричность?
– Я христианин.
– В своем выступлении по делу об увольнении сотрудников Дорнброка вы говорили следующее. – Радтке надел очки, взял со стола папку, раскрыл ее и начал читать: – «Даже сейчас, когда демократия гарантирована законом в нашей республике, нацистский преступник Дорнброк из-за решеток ландсбергской тюрьмы продолжает чинить расправу с неугодными ему людьми лишь за то, что они сказали правду!» Это ваши слова?
– Мои. Что вы можете оспорить в этом утверждении?
– Многое, – ответил Радтке. – Во-первых, Дорнброк не нацистский преступник... Он военный преступник... Если бы он был нацистом, он бы не отделался таким мягким приговором. Его вина – это вина солдата, который во всех случаях обязан быть патриотом своей родины, то есть выполнять приказания вышестоящего командира. Командир Дорнброка рейхсминистр Шпеер, настоящий нацистский преступник, тут спору нет, отдавал ему приказы...