А вы, Лексей Матвеич, не обманите…
К злодейскому преступлению они сделали первый шаг.
…На следующий день вновь тайно встретились. Больше говорила Авдотья, Лешка с восхищением уронил:
— Теща моя Настасья умна, а ты еще головастей! Тебе только генерал-прокурором сената быть. Толковые советы подаешь!
— Мне сенат без надобности! Лишь вы меня не бросайте.
— Не брошу! Теперь будем действовать.
РОКОВОЙ ДЕНЬ
В подготовке задуманного прошло несколько дней. Эта подготовка сводилась в основном к вовлечению в заговор людей — чаще всего вовсе для дела не нужных.
И вот пришел роковой день — 9 сентября.
В доме Полтевых все крепко поужинали, выпили водки, закурили. Теща в какой раз за вечер надоедливо бубнила Лешке в ухо:
— Что возьмешь — сохраняй, не раскидывай людишкам. Только самую малость.
— Малость! — тянул сомневающийся Лешка. — Тогда донесут на меня.
— Не бойся, не донесут! Они будут с тобой делом повязаны.
— Оно, конечно, так! Тысяч сорок должны взять — не иначе! Да в скрыне этой, с капиталом, еще ларец лежит — мать для верности его туда запирает. В ларце — камни самоцветные.
— Старухе они на кой ляд? А вы с Варварой — люди молодые. А отца твоего коли осудят, все равно в казну отпишут.
— Эх, заживем! А матери за упокой я богатую службу закажу. Пора карету закладывать! Мишка Григорьев, ты где? Закладывай…
В карету рядом с Лешкой уселась Варвара. Мишка тронул лошадей. Теща напутственно махала рукавом, стоя у ворот своего дома.
Около полуночи карета остановилась возле дома воеводы. Вдруг с испугу Лешка вздрогнул: выглянув в окошко, он увидал прямо перед глазами чью-то морду. Разглядел — это 22-летний Сашка, по прозвищу Калмык.
Калмык был личностью поразительной. У него были удивительные уши, своим размером, да и формой напоминавшие капустные листы. И вот этими ушами он шевелил столь явственно, что дворня прямо-таки надрывалась от смеха.
Он был ленив и вороват, но Аграфена Ивановна отличала его от самого рождения. Она для начала стала его крестной матерью. Позже, когда подошел возраст, сажала его рядом со своими детьми — чтоб тот осваивал грамоту и другие премудрости, которым вразумляли учителя, приходившие на дом.
Но из всех наук Калмык совершенствовался лишь в одной — шевелении ушами. Так что Аграфена Ивановна вскоре бросила сие бесплодное занятие, но кормила его едой с барского стола и справляла добрую одежду. Позже женила его на сенной девушке, красавице Аленке. Через неделю после свадьбы Аленка бросилась в Москву-реку.
Когда Калмык стороной узнал о готовящемся убийстве, заговорщики перепугались. Они были уверены, что тот донесет на них. Но Лешка пообещал ему пять рублей, и Калмык с радостью согласился быть самым деятельным участником предприятия.
И вот теперь, растянув в улыбке рот до ушей, он радостным шепотом выдавил:
— Старуха храпит как мертвая! И сестра ваша с ней рядом уснувши. Сам проверял.
Лешка задумчиво почесал грудь. Потом сплюнул под ноги:
— Если Надька… в случае чего… Ну, лопоухий, сам понимай: чтоб свидетелев не было!
Калмык понимающе согласился:
— Вы, конечно, дело говорите. На хрена они, свидетели? С ними, едрена вошь, одна морока. Без свидетелев дело будет крепче. Барин, к нам Ванька Сизов напросившись. «У меня, — говорит, — от плотницкой работы в руках точность есть. Я не промахнусь, коли доверите!»
— Кто таков?
— Ванька-то? Да беглый мужик князя Куракина, а к нам пристамши.
— Смотри! Ты позвал, ты за него и ответишь, коли что не так. Ну, Калмык, черт полосатый, мужик веселый, начинай, веди народец.
ПЕСНИ ДУШЕВНЫЕ
Ночь была сказочно прекрасной. Тихий ветерок чуть шевелил листья сада. С мягким стуком порой роняли на землю яблони давно поспевшие плоды.