Она многие годы знала и, возможно, любила по-своему одного человека, а он увидел совсем другого и никак не мог расстаться с первоначальным наброском. Пусть он знал Георгия Мартыновича лишь по фотографиям из личного дела, что были спешно размножены и разосланы по соответствующим каналам. Однако за плоским черно-белым изображением взрывались стекла и кружились поднятые на воздух листки, утонченно орнаментированные латинской скорописью. Они немало значили, эти разрозненные фрагменты. Пусть не Фауст, выращивающий в колбе гомункула, но углубленный в забытые тайны искатель — вот какой портрет мозаично слагался из острозубых осколков, затуманенных темной накипью. Отсюда, от печки, переделанной под алхимический горн, и нужно было начинать осторожный танец.
— Вы так хорошо сказали об увлеченности. — Люсин сделал первый шаг. — Но каков сам предмет увлечений? Георгий Мартынович держал вас в курсе своих исканий? Я имею в виду его, так сказать, домашние занятия.
— Не только я, вся кафедра, весь институт знали. Не в подробностях, само собой разумеется, в общих чертах. Сначала над ним подтрунивали, затем перестали. Так ведь всегда бывает в жизни. Человек должен отвоевать право остаться самим собой. К сожалению, это удается далеко не всем.
— Нужны определенные бойцовские качества, — нащупывая почву, подал реплику Люсин.
— Каждому свое. — По ее лицу пробежала мгновенная тень. — Одним природа дает клыки и когти, другим — веру и разум. Георгий Мартынович умел верить.
— И заражать своей верой других?
— Вот этого я бы как раз и не сказала. По своему складу он типичный ученый-одиночка. В глазах большинства доказательством правоты является не столько вера, сколько успех. От репутации законченного чудака шефа спасала удача. Он умел добиваться успеха в самый критический момент, когда все складывалось против него и вообще обстоятельства загоняли в угол. Только поэтому его оставили в покое. И что вы думаете? После того как препараты пошли в серию, погода молниеносно переменилась. Вчерашние насмешники начали буквально осаждать просьбами. Кто для себя, кто для родственников, а кто в расчете на ответную благодарность — для влиятельных друзей.
— Вы имеете в виду… — наклонился к ней Люсин, заговорщицки понизив голос.
— Ну конечно, лекарства, — подтвердила она. — Сейчас вообще распространилась мода на народную медицину: травы, иглоукалывание, экстрасенсы опять же всякие… Георгию Мартыновичу житья не стало от просьб. Как-то он даже пожаловался, что превращается в знахаря. Вы не представляете себе, как он страдал от столь неожиданной популярности. Она мешала ему работать и жить не меньше, чем интриги завистников и тайных врагов. Но что можно поделать? Ведь у каждого свои недуги. Шеф понимал и жалел людей. Отказывать он не умел. Любой лишенный ощущения деликатности человек мог вить из него веревки.
— Как вы хорошо сказали: «ощущение деликатности». Ну а если вернуться к интригам, тайным, опять же по вашему определению, врагам? Вы не усматриваете здесь никакой связи? — спросил он, обернувшись на скрип отворяемой двери.
Наталья Андриановна тоже покосилась на просунувшееся внутрь румяное личико.
— Здравствуйте, Наталья Андриановна! А я вас повсюду ищу! Можно? — в комнату непринужденно впорхнула девица в очках.
— Я сейчас занята, Марина. Зайдите через часик, — сказала Гротто и объяснила Люсину: — Моя студентка.
— Мы говорили о врагах, — напомнил Владимир Константинович и объяснил шутя: — Простите профессиональную нацеленность.
— Уголовщина не наш стиль, — поняла она с полуслова. — В научных кругах приняты несколько иные методы, я бы сказала, более результативные…
— Приблизительно догадываюсь.