И. СМИРНОВ - А ЧЕМ РОССИЯ НЕ НИГЕРИЯ? стр 12.

зать. Производство масла на экспорт к 1914 году более чем наполовину сосре­доточилось в руках крестьянских кооперативов. Но и частные торговцы выво­зили масло, произведённое из крестьянского молока. Основными поставщика­ми молока для переработки на масло и для кооперативных, и для частных за­водов были крестьяне с 2-3 коровами. Они превосходили по зажиточности среднестатистических крестьян соответствующей губернии, но ненамного.

Эти данные заимствованы из книги крупного российского экономиста-аграр­ника Н.П. Макарова1, как и все честные экономисты-аграрники, репрессирован­ного при Сталине. Для удобства современного читателя пуды пересчитаны в тон­ны. Как видно из таблицы, экспорт масла быстро рос, причём главным козырем российского масла была его дешевизна. Российское масло продавали на 20% де­шевле, чем датское. Но это не вело к убыткам ни для торговцев, ни для коопера­тивов, ни для самих крестьян. Ведь себестоимость одного пуда масла в России (Волоколамский уезд Московской губернии) составляла 64 коп., а в Дании - 1 руб. 14 коп. Поэтому крестьяне в российской глубинке были кровно заинтере­сованы в переработке своего молока в масло. Отсюда и лавинообразный рост маслодельных артелей, число которых в 1914 году достигало примерно 3250. Причём две трети кооперативов располагались в Западной Сибири, включая и некоторые уезды, ныне относящиеся к Северному Казахстану. Остальные ар­тели были сосредоточены в нечернозёмных губерниях севернее Москвы.

Участие в артелях приносило ощутимые выгоды. У крестьян - членов ко­оперативов росли денежные доходы. Они постепенно заводили больше лоша­дей и коров, причём обеспеченность дворов скотом становилась более равно­мерной. Во многих местах уже начинался переход от старинного трёхполья к более правильным севооборотам с посевами клевера и вики. В основе всех этих улучшений лежала высокая товарность молочного хозяйства. В районах, охваченных кооперативным движением, крестьяне продавали 71,3% молока, тогда как из продуктов полеводства на рынок шло только 22,5%2.

Всего этого давно уже нет. Крестьянские артели были уничтожены по воле ВКП(б) и лично Сталина вместе с крестьянством как классом в 1929-1933 го­дах. Но причём здесь климат и природные условия? Факты свидетельствуют о том, что российское крестьянство прежде своего уничтожения успешно вхо­дило в мировой рынок и неуклонно теснило иностранных конкурентов.

РАСТУТ ЛИ В РОССИИ ОЗИМЫЕ?

На чём же основывает г-н Паршев свой пессимизм в отношении россий­ского сельского хозяйства? Скажем прямо, доводов у него немного. Но те, что им выдвинуты, следует разобрать.

"Проблема в том, - утверждает г-н Паршев, - что на нашей территории из озимых культур устойчива только рожь, а все остальные возделываемые культуры, если и дают урожай (это бывает не каждый год), то втрое-вчет­веро меньший, чем в Европе, при работе крестьянина без сна и отдыха в те­чение пятимесячного земледельческого сезона (норма урожайности пше­ницы для Швеции - 77 ц/га, для России - 14 ц/га)" (с. 264).

Начнём с простого вопроса: а какие зерновые культуры вообще выращивают в качестве озимых? К сожалению, далеко не каждый горожанин способен отве­тить на такой вопрос. Хотя хлеб едят все. А ответ тоже прост: в основном всего две культуры - мягкую пшеницу и рожь. Овёс, кукурузу, просо и сорго сеют только в качестве яровых. Твёрдая пшеница (она отличается от мягкой не толь­ко числом хромосом, но и хозяйственным использованием, поскольку идёт не на хлеб, а на макаронные изделия) традиционно возделывалась как чисто яро­вая культура, причём в Среднем Поволжье и степной полосе Западной Сибири такое положение сохраняется и по сей день. На юге России, особенно в Ростов­ской области, за последнее время районированы и озимые сорта твёрдой пшени­цы, но они пока ещё не очень распространены. Озимый ячмень - тоже сравни­тельная новинка, которая в последние десятилетия с успехом внедряется на Ку­бани. Но на большей части российской пашни ячмень - исключительно яровая культура. Остаётся ещё тритикале - межродовой гибрид пшеницы и ржи, полу­чивший распространение в производстве лишь начиная с 80-х годов минувшего века. Тритикале возделывают именно как озимую культуру, но её зерно исполь­зуют лишь как фуражное. К тому же площади под тритикале пока невелики, хо­тя эта культура зимостойкая и заслуживает большего распространения.

Мы видим, что "все остальные возделываемые культуры" г-на Паршева как-то незаметно ужались до одной, хотя и важнейшей - озимой мягкой пше­ницы. Очевидно, именно она "если и даёт урожай (это бывает не каждый год), то втрое-вчетверо меньший, чем в Европе". К яровым культурам это из­речение г-на Паршева относиться никак не может, поскольку для яровых тем­

пература зимы решительно безразлична. А летнего тепла в России не меньше, чем на той же широте в Швеции.

Но действительно ли озимая пшеница - такая ненадёжная культура? Ста­тистические данные не подтверждают этот тезис.

Мы видим, что урожайность озимой пшеницы существенно выше, чем у зерно­вых в целом. Причём озимая пшеница даже в самый неурожайный год даёт боль­ше 14 ц/га (и откуда г-н Паршев выкопал эту цифру?). А в среднем за 7 лет её уро­жайность превысила 23 ц/га. Это при крайне незначительном внесении и органи­ческих, и минеральных удобрений, а при соблюдении агротехнических норм внесения удобрений урожайность этой культуры наверняка выросла бы в 1,5-2 ра­за. Как водится у г-на Паршева, он приводит неверные данные по урожайности пшеницы не только в России, но и в Швеции. Фактическая урожайность пшеницы в Швеции в среднем за 1990-1998 годы - 58,4 ц/га1. Следовательно, различия в урожайности между Россией и Швецией хотя и очень большие, в реальной жизни отнюдь не достигают 5,5 раза, как на страницах паршевского шедевра.

Следует также отметить, что, хотя отдельные хозяйства могут после небла­гоприятной зимы остаться вообще без урожая озимой пшеницы, неурожай её во всероссийском масштабе просто невозможен. У нас есть большое естест­венное преимущество: Россия велика. И даже отдельно взятая Московская об­ласть превосходит по площади Швейцарию, не говоря уж о Голландии и Бель­гии. Поэтому общего неурожая по всей России в силу природно-климатических причин быть не может. Если иногда в нашей истории случался голод на больших территориях, то его причины всегда были политическими и экономическими.

А какие причины вызывают гибель озимых? Возьмём примеры по Москов­ской области за последние годы. Это время глобального потепления. Оно на­чалось не вчера. Его отмечал ещё А.С. Пушкин: "В тот год осенняя погода / Стояла долго на дворе. / Зимы ждала, ждала природа. / Снег выпал только в ян­варе / На третье в ночь." (Пушкин пользовался старым стилем, значит, по но­вому стилю снег выпал в ночь на 15 января.)

Но никогда раньше потепление не меняло до такой степени характер рус­ской зимы, как за последнее десятилетие. Обычным явлением стали частые от­тепели. Половина январских дней с плюсовой температурой для Москвы те­перь практически норма. За пределами мегаполиса потепление выражено, ко­нечно, не столь резко, но если раньше в средней полосе России за зиму обычно бывало три оттепели, то в наши дни - десяток. Для озимых культур это плохо, поскольку возросла угроза вымокания и выпревания.

Заметим, что сам по себе мороз при нормальной глубине снежного покро­ва озимым не страшен. Даже тридцати- и сорокаградусные морозы при доста­точно глубоком снеге угрозы для них не представляют, поскольку под снегом температура намного выше. Но при отсутствии снега посевы озимых гибнут и при -20°С, если эта температура держится сколько-нибудь долго. Поэтому самые опасные и прямо губительные для озимых зимы по большей части не совпадают с наиболее суровыми. В ноябре - первой половине декабря мо­розы обычно не самые сильные, а наибольший ущерб урожаю - при отсут­ствии снега - наносят именно они.

Пример - зима 2002/03 года. Многим москвичам она показалась суровой, но это иллюзия, просто не было ставших привычными оттепелей. Однако за всю зиму температура ни разу не упала ниже 28° мороза. Тем не менее для озимых создались очень неблагоприятные условия. Выпавший в первой поло­вине ноября снег к югу от Москвы затем повсеместно растаял, и как раз пос­ле этого ударили морозы, доходившие до минус 19-21°С. Причём уверенность г-на Паршева в том, что чем теплее, тем лучше, и на сей раз оказалась неосно­вательной. В Подольском районе, к югу от Москвы, морозы начались при бес­снежье, и в результате озимые погибли. А на севере Подмосковья, в Дмитров­ском районе, потепление во второй половине ноября не привело к полному сходу снега, и даже небольшой его слой защитил всходы. И там урожай ози­мой пшеницы превысил 30 ц/га, что при полном отсутствии минеральных удобрений совсем неплохо.

Но, хотя повреждающих факторов довольно много и с глобальным потеп­лением частота неблагоприятных зим увеличилась, отказываться от озимой пшеницы нелепо. Другое дело, что попытки продвинуть её на север и восток не всегда оправданны.