Коррупционеры были, есть и будут есть
Коррупция находится в центре всего: забот президента, сюжетов СМИ, разговоров обывателей. Кто-то переживает новые известия с чувством глубокого удовлетворения, кто-то вытирает слезы от хохота, внимая рефлексии премьера о коррупционном процессе. Радость Журдена, обнаружившего, что он говорит прозой, ничто по сравнению с открытиями должностных лиц, комментирующих коррупционную тему.
Причины антикоррупционной активизации власти понятны. Нужны чрезвычайные меры для поддержания доверия населения, чему служат яркие шоу антикоррупционной направленности. Сериалы никогда так не заводили публику, как репортажи об очередных победах над коррупционерами. На все вкусы: для любителей масштабности – про "Оборонсервис", для профессорско-преподавательского состава – про очередного ректора-взяточника, для страдальцев-бизнесменов – про арест таможенников и т. д. Стопроцентный охват аудитории, однако.
Но есть и более серьезная причина. Наверху растет понимание декоративности выстроенной вертикали власти. Государственные служащие пустились во все тяжкие, забыв о приличии и негласных рамках разумной корысти. Уже берут не по чину, а по возможности. Когда власти хочется кричать "SOS", статус обрекает ее на команду "Фас!".
Оставив власти грызню по выявлению самого коррумпированного ведомства и самого оборотистого "оборотня", обсудим качественное изменение коррупции.
Первое. Коррупция становится более централизованной. Вымогательства 1990-х годов были интенсивными, но децентрализованными. Предпринимателю приходилось платить поборы массе "мелких начальников" (например, санитарным, пожарным и налоговым инспекторам). Децентрализованная коррупция – это типичная для слабых государств форма коррупционных отношений, когда предприниматель вынужден искать множественные каналы подкупа относительно самостоятельных государственных агентов.
Вместе с реанимацией государственности коррупция приобрела централизованный характер, когда выход на "ключевые" уровни коррупционных пирамид избавляет от поборов нижестоящих чиновников.
Если коррупция гнездится на низовом уровне, то у предпринимателя есть пространство для маневра – не удалось "решить вопрос" с одним чиновником, можно попытаться договориться с другим и т. д. Такой "рынок" коррупционных услуг снижает размер взятки. При централизованной коррупции решения, от которых зависит бизнес, принимаются на более высоком уровне и очень ограниченным кругом лиц. Централизация коррупции привела к росту конкуренции за покровительство высоких начальников. Доступ к ним ограничен, что ведет к сокращению числа взяток и увеличению их размеров.
В условиях централизованной коррупции борьба с нею либо ведется чисто формально и захватывает только нижние этажи коррупционной пирамиды, либо вырождается в противоборство разных сетей ("молодые коррупционеры" против "старых коррупционеров", таможенники против прокуратуры и т. д.).
Второе. Коррупция институционализируется, т. е. превращается в неформальный институт защиты прав собственности. Коррупционные отношения с властью стали неотъемлемым элементом развития бизнеса. На смену одноразовым взяткам пришли устойчивые теневые схемы коррупционного сотрудничества бизнеса и власти. Чиновники не вымогают взятки, они работают "в доле" с бизнесом, обеспечивая возможности развития. Институциональная коррупция удобнее с точки зрения бизнеса, чем неупорядоченная, но массовая практика поборов. Поэтому бизнес, платя все больше, демонстрирует все меньшую склонность к протесту: стабильность системы примиряет с ее неэффективностью. Это типичная институциональная ловушка, когда система неэффективна, но устойчива.
Третье. Коррупция от "рыночной" смещается к "клановой". Если с помощью "рыночной" коррупции решают вопросы те, кто может заплатить, то "клановая" оставляет такую возможность только для "своих". С остальными ведется показательная антикоррупционная борьба.
В России самый надежный способ быстрого обогащения, кроме нефти и газа, – это получение госзаказов. Круг бизнесменов, получающих самые крупные государственные заказы, оказывается родственниками, партнерами по спорту или просто друзьями высокопоставленных чиновников. Власть выдает карт-бланш на быстрое и гарантированное обогащение только "своим" на условиях теневого участия в прибыли.
Четвертое. Меняется роль чиновника. В 1990-е годы законы были "плохими" – неадекватными, противоречивыми, с огромными "дырами". И это не удивительно: одни законы сохранилась с советского периода, другие были списаны с западного законодательства, третьи воплощали наивные мечты младореформаторов. Коррупция обслуживала развитие бизнеса в условиях нормативного плюрализма и множественных правовых "дыр". Любого предпринимателя можно было осудить за нарушение какого-то закона, и чиновник за взятку проводил бизнес по этому "минному полю", помогал "поймать рыбку в мутной воде". В этих условиях коррупция увязывала неадекватные законы с реальными возможностями и потребностями бизнеса.
В 2000-е годы ситуация изменилась. Законы стали "хорошими", они взаимоувязаны, в них меньше "дыр". Бизнес вполне может обойтись без помощи чиновника, работая в соответствии с законом. В этой ситуации чиновники начали торговать не "буквой", но "духом" закона, взяв на себя роль интерпретаторов законов с позиций национальных интересов. Чиновник сменил роль лоцмана в пространстве "плохих" законов на роль гуру в условиях "хорошего" законодательства. И теперь, чтобы получить государственный заказ или просто спасти бизнес от государственного поглощения, недостаточно быть законопослушным бизнесменом, нужно быть "на хорошем счету" у власти. Бизнес, понимая ненадежность формальной защиты прав собственности, пытается заручиться поддержкой власти, используя коррупционные схемы.
Всем велено "ждать и бояться". В этих условиях коррупция из наступательной превратилась в оборонительную стратегию бизнеса. Другими словами, от коррупции, направленной на "захват государства", перешли к коррупции, спасающей от "захвата бизнеса".
Пятое. Изменился субъектный состав коррупционеров. На рынке коррупционных услуг клерков-бюрократов потеснили люди в погонах. Коррупционный рынок, созданный вокруг правоохранительных структур, опирается на вольную интерпретацию законов и селективность применения репрессий. Суды, лишь формально имея статус независимых, реально стоят на стороне правоохранительных органов, потакая слабой доказательной базе обвинения. Практически полное отсутствие оправдательных приговоров в наших судах – тому свидетельство. Согласно опросам предпринимателей, по степени коррумпированности "пальма первенства" принадлежит правоохранительным органам.
Коррупционный "патронаж" бизнеса со стороны власти держится не на "плохих" законах, а на качестве правоприменения, селективном правосудии и вольности в интерпретации формальных норм.
Изменение характера деловой коррупции в постсоветской России
Без покровительства со стороны власти бизнес может иметь серьезные проблемы как нарушитель не "буквы", но "духа" закона.
И бизнес, чтобы избежать таких проблем, готов "прибыльно сотрудничать" с властью. "Прибыльное сотрудничество" – это патронирование чиновниками и силовиками частного бизнеса и получение за это вознаграждения, которое они воспринимают как свою "законную" долю прибыли, а население и закон трактуют такие платежи как коррупцию.