В ноябре 2007 г. произошло очередное повышение налоговых платежей, затронувшее сою и соепродукты (с 27,5 до 35 %). Уже тогда сельхозпроизводители выказывали свое недовольство, но главное было впереди. 11 марта 2008 г. министр экономики объявил об изменении системы налогообложения экспорта сельскохозяйственной продукции, и была подписана резолюция 125, юридически закреплявшая новые правила. Реформированная система не просто увеличивала налоговую нагрузку на АПК, но меняла концепцию фискальных платежей, устанавливая порядок так называемых "мобильных налогов" (retenciones mviles), размеры которых зависели от уровня экспортных цен. Другими словами, чем выше цены, тем больше фискальные сборы. Так, при ценовых показателях на середину марта налог на сою возрастал с 35 до 44 %, на подсолнечник – с 32 до 39 %, а после определенного ценового потолка (например, для сои – свыше 600 дол. за 1 т) он достигал 95 %. Вводя новые тарифы, правительство рассчитывало более чем вдвое увеличить объем налоговых поступлений от экспорта: с 6,7 млрд дол. в 2007 г. до 14,7 млрд дол. в 2008 г., из которых 12,5 млрд дол. (или 85 %) должен был обеспечить АПК (см. табл. 12.4). Одновременно демонстративно были незначительно снижены налоги на экспорт тех культур, которые (в отличие от сои и подсолнечника) имели приоритетное значение для внутреннего рынка: на пшеницу – с 28 до 27,1 %, на кукурузу – с 25 до 24,2 %.
Таблица 12.4 Поступления в бюджет от налогов на экспорт в 2008 г. (план)

Источник. Informe Especial # 389, Marżo 2008. P. 2. – www.econometrica. com.ar
Правительственные чиновники и близкие к ним эксперты выдвинули целую систему аргументов в обоснование правомерности введения "мобильных налогов". Один из основных доводов – сверхприбыли аграрного сектора. Если в 2001 г. средняя рентабельность в сельском хозяйстве составляла 21 %, то в 2007 г. благодаря повышению мировых цен на продовольствие она достигла 56 % (для сравнения: в промышленности – 16 %)611. Другой расхожий аргумент – "соезация" аграрного сектора. В частности, многократно подчеркивалось, что на фоне экспоненциального роста производства сои (на 142 % за десять лет) произошло сокращение сбора других сельскохозяйственных культур, в том числе крайне важных для удовлетворения потребностей внутреннего рынка. "Никто не говорит, что соя плоха, – подчеркивал М. Лусто, – но расширение ее посевов имело глубокое воздействии в целом на производственную деятельность"612.
Case study
Соя в Аргентине
Исторически соевые бобы впервые стали культивироваться в странах Азии (Китай, Корея, Япония) и попали в Европу только в XVIII в.: в 1740 г. – во Францию и в 1790 г. – в Англию. Коммерческий интерес к их выращиванию возник еще позже – в период Второй мировой войны, когда возникла потребность в новых значимых источниках продуктовых масел и жиров. С 1942 г. соя начинает культивироваться в США, которые на многие десятилетия становятся ее крупнейшим производителем и экспортером. В Аргентине соя появилась в первой половине 1970-х гг. В эти годы произошло потепление вод Тихого океана в районе Эквадора, что привело к значительному снижению улова перуанской сардины, из которой производилась рыбная мука – важнейший в то время корм для скота и птицы. Единственной реальной заменой была соевая мука, спрос на которую быстро возрастал, особенно в странах Азии и США. Таким образом, складывался новый огромный рынок сои и ее субпродуктов, и аргентинские сельхозпроизводители (с подачи перонистского правительства) проявили к этой теме живой интерес. В октябре 1974 г. два грузовых самолета "Геркулес" ВВС Аргентины доставили из США семена сои, которые прямо с аэродрома на грузовиках развезли по заинтересованным хозяйствам. Аргентинский аграрный сектор начал осваивать новую культуру, чтобы в начале XXI в. превратить страну в крупнейшего мирового экспортера соевой муки.
В идейном арсенале власти (и ее союзников) имелись аргументы и более общего, стратегического и макроэкономического характера. Главный из них – необходимость преобразования аграрной экспортоориентированной модели, сформированной в период монетаристских реформ и диссонирующей с задачами "неодесаррольистской" стратегии национального роста. "Чтобы обеспечить в стране социальное равенство и справедливость, необходимо создать иную модель развития аграрного сектора", – подчеркивали представители малого сельскохозяйственного бизнеса613. Часть экспертов в данном вопросе поддерживали правительство и считали "retenciones" необходимым элементом "неодесаррольистского" макроэкономического курса, в частности политики таргетирования инфляции. "Налоги на экспорт продемонстрировали свою эффективность в качестве незаменимого инструмента борьбы с инфляцией в условиях повышения цен на мировых рынках", – утверждали экономисты Николас Арсео и Хавьер Родригес и подчеркивали, что, несмотря на постоянное повышение фискальной нагрузки, прибыли сельхозпроизводителей "велики, как никогда"614. Последнее утверждение, в общем, соответствовало действительности. Даже при "мобильных налогах" рентабельность аграрного сектора оставалась на высоком уровне, значительно превышая показатели 2005–2007 гг. (см. табл. 12.5).
Таблица 12.5 Прибыль с 1 га после уплаты налогов на экспорт (в песо по курсу 2007 г.)


Составлено по: revista Márgenes Agropecuarios. – http://www.margenes.com/
Однако по сравнению с ситуацией до 11 марта потери аграриев были чувствительными. Поэтому лидеры аграрного сектора придерживались другого мнения и восприняли в штыки новую инициативу в фискальной области. Представители крупного аграрного бизнеса квалифицировали введение "мобильных налогов" как "настоящую конфискацию ", поставившую под угрозу рентабельность производства зернобобовых культур. В оппозицию власти встали крупнейшие объединения аграриев: Аргентинские сельскохозяйственные конфедерации, Ассоциация производителей сои, Аграрная федерация, Аргентинское сельскохозяйственное общество и другие. "Правительство семьи Киршнер – препятствие на пути экономического развития", – заявил президент Аграрной федерации Эдуардо Бусси615. "Аграрный сектор говорит: "Хватит!" – под таким названием был обнародован согласованный ответ Розовому дому, с порога отвергавший аргументы власти и требовавший от нее установить "ясные и предсказуемые правила, которые способны стимулировать инвестиции… и обеспечить растущее предложение продовольственных товаров для нашей страны и остального мира"616.
Сформировав единый фронт борьбы с властью, ведущие организации сельхозпроизводителей сумели привлечь на свою сторону значительную часть общества и, опираясь на поддержку союзников и симпатисантов, прибегли к открытым силовым методам противодействия: забастовки, пикетирование, локауты. "Забастовка аграриев превратилась в экономическую и политическую проблему. Ее решение зависит от воли к переговорам, которую не демонстрируют ни правительство, ни сельхозпроизводители", – с нескрываемой тревогой констатировала в редакционной статье газета "Кларин"617. Действительно, несмотря на периодические встречи главы государства и других высших политических руководителей с лидерами аграриев, события развивались в логике противоборства. Ни та, ни другая сторона не желала идти на принципиальные уступки. Страна раскололась на два лагеря, возникла угроза возвращения в политическую жизнь контрпродуктивной схемы "друг – враг" на базе известной еще с 30-х гг. прошлого века антиномии между (условно) городом и деревней. На эту опасность указал Р. Альфонсин, написавший: "Аргентина много пострадала от такого рода антиномий, которые годами раздирали аргентинское общество"618. Бывший президент осудил действия Розового дома, назвав уровень новых налогов "абсурдным", и заметил, что правительство встает на путь превращения в экономического хозяина страны и стремится сделать частных предпринимателей своими служащими.
Но высказывались и прямо противоположные оценки. В конце апреля было обнародовано письмо группы интеллектуалов (ученых, писателей, журналистов), в котором, в частности, говорилось: "Мы являемся свидетелями жесткой конфронтации между секторами, исторически доминировавшими в экономике, политике и идеологии страны, и демократическим правительством, пытающимся проводить реформы с целью усилить участие государства в экономике и перераспределить национальное богатство"619. Наиболее активную поддержку правительству оказали ведущие профсоюзы. Председатель Всеобщей конфедерации труда Уго Мойано характеризовал позицию противников власти как "отражающую интересы аграрной аристократии и направленную на организацию государственного переворота"620. Более сдержанно повели себя лидеры индустриальных кругов. Они не испытывали особой симпатии к "разжиревшим" на высоких ценах крупнейшим аграриям, но опасались дальнейшего усиления вмешательства государства в экономическую жизнь. Учитывая такие настроения, президент АИС Хуан Карлос Ласкураин заявил: "Нужно успокоиться, хорошенько подумать и начать диалог"621. Очевидно, в Розовом доме от промышленников ожидали большего.