Как и многие другие, Касьянов много раз видел, как выдвигались и умирали скорой смертью разные грандиозные планы, и потому не очень верил, что комиссия Грефа сможет предложить конкретные, согласованные между собой меры для решения важнейших текущих задач. Через несколько недель, уже в начале марта, Касьянов вернулся к своей просьбе, поскольку вроде бы получил подтверждение, что именно он будет руководить правительством после выборов. На этот раз он просил практических советов МВФ по реструктуризации банковской системы, валютному контролю и управлению государственным долгом (в этом контексте возникал и вопрос о том, что делать с ВЭБом). Касьянов, естественно, обращался за советами и к другим экспертам внутри страны, например к Институту экономики переходного периода Егора Гайдара, а также за рубежом, в том числе ко Всемирному банку. Активно консультировалась с этими и другими экспертами и рабочая группа Грефа, реорганизованная в Центр стратегических разработок.
По мере приближения президентских выборов и происходивших в Чечне событий отношение к России во всем мире становилось все хуже и хуже. Усугубило ситуацию исчезновение корреспондента радио "Свобода" Андрея Бабицкого, произошедшее 26 января. Запад был убежден, что его за прочеченскую позицию убили российские военные. К тому моменту, когда Бабицкий при непонятных обстоятельствах все-таки объявился 25 февраля в Дагестане, очередной серьезный удар по репутации России уже был нанесен. В международном общественном мнении остался образ опасной страны, в которой спецслужбы захватили контроль и командуют государством, не признающим ничью критику. Ни у кого не было сомнений, что имела место организованная Кремлем попытка отомстить неудобному журналисту.
На деле же, судя по всему, произошла обычная история, когда у российских властей возникают проблемы с осуществлением заявленной политики и собственных полномочий. Потому что, как ни трудно в это поверить, Кремль сам на первых порах не знал, что случилось с Бабицким, и к тому же федеральные силы не сразу вышли на связь с вроде бы замешанным в событиях местным полевым командиром.
В результате оказалась выставленной напоказ слабость дисциплины в системе военного командования, да к тому же в армии, имевшей почти 6 000 ядерных боеголовок, и это было, конечно, крайне унизительно. Но, по сути, в тех событиях отразилось намного более глубокое явление: в постсоветской России вообще вся центральная власть была слабой. Если это учесть, то станет понятно, насколько трудно было руководителям в центре добиваться практического осуществления заявленной ими политики.
Путин победил на выборах в первом туре и вступил в должность 7 мая [231] , а 17 мая Касьянов был утвержден в должности премьер-министра. Неожиданных назначений в новом правительстве практически не было. Кудрин 18 мая получил портфель министра финансов и одновременно должность вице-премьера. Обсуждали, наградят ли Грефа за работу влиятельным постом в кабинете министров; он в конце концов получил под свое начало объединенные под крышей одного министерства экономику, торговлю и промышленность [232] . И в России, и, особенно, на Западе много и в скептическом ключе говорили о том, заберут ли реальную власть в свои руки выходцы из родного для Путина Санкт-Петербурга, в первую очередь доверенные назначенцы из спецслужб, или же остатки ельцинской команды выдержат напор и сохранят свою монополию на власть. Поговаривали о напряженности в отношениях между Касьяновым, Кудриным и Грефом. Сегодня, однако, представляется, что, хотя управленческий потенциал у правительства и не был идеальным, слухи о трениях в нем в те дни были все-таки значительно преувеличены.
Несмотря на политическое затишье, некоторые вопросы экономической политики на переговорах с МВФ все-таки обсуждались, хотя и ограничивались в основном техническими аспектами желательной макроэкономической структуры. Помимо этого, в начале апреля в Высшей школе экономики Евгений Ясин организовал конференцию, посвященную 10-летней перспективе развития российской экономики, и занимавшиеся Россией сотрудники МВФ активно готовили для нее доклады. Причем состав российской миссии фонда в значительной степени поменялся, и поэтому был как бы заново проделан тот же анализ и сформулированы те же рекомендации, что и в 1995 году, когда готовилась программа, легшая затем в основу заявки России на финансирование программы EFF.
Тем временем суровый и принципиальный друг и сторонник России Камдессю 15 февраля покинул МВФ (о намерении выйти в отставку он объявил еще в декабре). По поводу его преемника разгорелись страсти между европейцами и остальными акционерами фонда, а также и внутри самого ЕС, и назначение нового директора-распорядителя затянулось.
Стэнли Фишер временно стал исполняющим обязанности главы фонда [233] . В этом качестве он 6 апреля открыл конференцию в ГУ-ВШЭ и затем встретился с Путиным и другими российскими руководителями. Их мнения Фишер воспринял как обнадеживающие, но при этом его по-прежнему заботило то, как много еще предстояло сделать в процессе экономических реформ.
Именно ввиду масштабности остававшихся нерешенными проблем МВФ в течение первых шести месяцев 2000 года направил в Россию в общей сложности четыре миссии. Делалось это, однако, в отсутствие работающего в полную силу правительства, и потому много времени тратилось не самым продуктивным образом. Особенно это чувствовалось во время бесконечных и безрезультатных бесед с пришедшим на смену Геращенко Сергеем Игнатьевым и оставшейся в ЦБ Татьяной Парамоновой о финансовой политике. К тому же, команда МВФ по-прежнему обращала особое внимание на вопросы структурной политики, которые так и остались нерешенными после "похорон" программы 1999 года. Но зато завязалось весьма полезное обсуждение вопросов вне рамок работы с программами [234] .
Окно возможностей
Тем, кто внимательно следил за развитием российской экономики и хорошо помнил трудности, с которыми приходилось сталкиваться в прошлом, казалось очевидным, что новому правительству нельзя терять ни минуты. С точки зрения МВФ и поддерживавших российские реформы западных правительств, чуть ли не главный урок беспокойной истории 1990-х годов заключался в том, что политическая воля может исчезнуть в любой момент и что поэтому любым благоприятным моментом нужно пользоваться без промедления. Новое российское правительство приступало к работе в относительно благополучных внешних экономических условиях; внутри страны по-прежнему положительно сказывались выгодный курс рубля и высокие цены на нефть. Можно было также рассчитывать на обычный для любого нового правительства "медовый месяц" в отношениях с законодателями. В общем, случай провести непростые и масштабные реформы представился правительству не надолго – именно в этом смысле формулировал свои рекомендации на апрельской встрече с Путиным Фишер, и об этом же говорил Одлинг-Сми на состоявшейся 19 мая встрече с Касьяновым и другими членами нового правительства.
Новые российские власти на это давление, оказываемое на них из добрых побуждений, но "со стороны", ответили вежливым, но решительным отпором. Вне всякого сомнения, при таких благоприятных внешних условиях российские власти имели время остановиться и подумать над новыми подходами. Тем более, что поступления в бюджет постоянно увеличивались, а бюджет на текущий год был принят очень жесткий. И действительно, после многочисленных консультаций с большим числом специалистов Греф и его коллеги сформулировали первую за всю историю постсоветской России экономическую стратегию "отечественного производства" (вклад иностранцев в ее разработку был очень ограниченным) [235] .
Путин повторил то же, что говорил Фишеру и будучи премьер-министром: нужно учиться на ошибках, допущенных при проведении реформ предыдущими правительствами. Он выступил за последовательный подход, поскольку считал, что такой подход дает больше шансов на успех. Фишер пытался убедить его, что следует воспользоваться "медовым месяцем" и еще до ухода Думы на летние каникулы в конце июня провести – а скорее даже решительно протолкнуть – наиболее важные законопроекты, причем единым пакетом. Путин в ответ, на удивление откровенно, высказал свой взгляд на то, как в России осуществляется политический процесс.
Он отметил, что, к сожалению, репутация у правительства и у парламента в целом в стране отнюдь не лучшая. Если при этом начать давить на Думу, то ее репутацию это никак не улучшит, да и вряд ли поможет привлечь на следующие выборы более подходящих кандидатов, от которых будет зависеть будущее российской демократии. В качестве вновь избранного президента он не хотел бы, чтобы одним из его первых шагов в новом качестве стало выкручивание рук депутатам и формирование отношения к Думе как к послушной голосовательной машине. А если учесть широко распространенное на Западе скептическое отношение к намерениям его администрации, то можно смело предположить, что многие западные критики предлагаемый МВФ подход выдадут за пример, подтверждающий их правоту.
Фишер и его коллеги оценили проницательность замечаний президента, но все же остались при том мнении, что рассчитывать на сохранение благоприятной внешней конъюнктуры на протяжении целого ряда лет крайне рискованно; опыт показывал, что лучше на это не рассчитывать. Хотя сегодня мы, конечно, знаем, что в течение всего последнего десятилетия благоприятные внешние условия не просто сохранились, а существенно улучшились.