Глава 9 Как избежать кризиса
Даже в начале 1998 года сохранялась возможность предпринять действия, которые позволили бы избежать грядущего кризиса. Но политическая борьба внутри страны в очередной раз обострилась и опять спутала все карты.
Я уверен, что случившийся 17 августа финансовый крах не был неизбежной развязкой фатального стечения обстоятельств, как в какой-нибудь греческой трагедии или драме Стриндберга. Его можно было избежать, и, кстати, до самой последней минуты многие непосредственные участники событий не понимали, к чему все шло. А когда наконец поняли, то в большинстве своем решили, что дальше случится полная катастрофа. Но и тут ошиблись: худшего удалось избежать.
Чтобы понять, почему события развивались так, а не иначе, почему и как принимались те решения, а не иные – и с российской стороны, и на рынках, и в МВФ, и в западных правительствах – нужно ясно представить себе, что все участники имели очень мало достоверной информации о происходившем. Настолько мало, что не совсем понятно, как такое вообще могло быть. Даже главные действующие лица знали о реальном положении только в своей узкой области и уж, конечно, владели общей картиной в гораздо меньшей степени, чем предполагали рынки. И в такой ситуации они вынуждены были принимать важнейшие решения.
Впрочем, основное влияние на ход событий имела внутренняя политическая борьба. Российские руководители, на мой взгляд, принимали решения, не учитывая экономический контекст и не задумываясь о возможных последствиях. Иногда эти решения вообще казались чистой импровизацией. Не вдаваясь в мотивировки российских политиков, скажу лишь, что у руководителей страны, похоже, была убежденность в том, что Россия слишком велика, слишком важна, слишком сильно вооружена, что ее крах чересчур опасен и потому недопустим и что Запад в любом случае будет вынужден ее спасать – и, в частности, выделит через МВФ необходимую помощь. На рынках, во всяком случае, многие исходили именно из этого соображения.
Неплохое начало года
С наступлением нового, 1998 года все словно вздохнули с облегчением. И в Москве, и в штаб-квартире МВФ в Вашингтоне чувство было такое, словно удалось наконец преодолеть огромное препятствие. Да, не обошлось без потерь, и впереди еще маячили серьезные преграды, но в целом обеим сторонам верилось, что худшее позади. С инфляцией совладали, новый "тяжелый" рубль ввели без проблем, и он держался на удивление устойчиво, экономические реформы пробивали себе дорогу. Даже космическая станция "Мир", несмотря на возникшие технические проблемы, оставалась на орбите.
В МВФ тогда еще не знали, что некоторые крупные российские коммерческие банки начали брать большие валютные кредиты из внешних источников [151] . В качестве обеспечения банки предоставляли имевшиеся у них еврооблигации и валютные облигации Минфина. Они стремились таким образом воспользоваться стабильностью обменного курса рубля и заработать на вроде бы беспроигрышной схеме: брали дешевые кредиты в долларах, покупали на них высокодоходные ГКО, затем после их погашения на полученные рубли покупали опять доллары, погашали ими кредит и разницу клали в карман. Для более осторожных инвесторов-нерезидентов, желавших подстраховать рублевые инвестиции в ГКО, они заключали форвардные контракты на покупку долларов.
Все это было естественно в тех рыночных условиях. В чем в таких ситуациях таится опасность, мы недавно увидели на примере западных финансовых рынков, пострадавших из-за кризиса в секторе subprime-ипотеки: все эти схемы работают только до тех пор, пока цены растут, а на рынках сохраняется доверие.
МВФ вполне мог предположить, что российские банки захотят воспользоваться представившейся возможностью – это, повторяю, было естественно с их стороны – но никаких подтверждающих данных у него не было. Центральный банк по-прежнему не делился необходимыми сведениями, да и не ясно, обладал ли он ими сам. Это тем более удивительно, что в структуре ЦБ для надзора за крупнейшими банками было даже создано специальное подразделение – ОПЕРУ-2. Никаких тревожных сигналов ниоткуда не поступало. МВФ же не проявил должной предусмотрительности и не стал добиваться получения исчерпывающей информации, что, конечно, было весьма наивно с его стороны. Хотя, по правде говоря, пока ситуация оценивалась как позитивная, и западные инвестиционные банки не спешили информировать фонд о реальных масштабах их операций на российском рынке, не желая предоставлять МВФ сугубо конфиденциальные сведения (в случае турбулентности на рынке они в первую очередь обращались к фонду).
В целом, конечно, никакой успокоенности в настроениях главных действующих лиц быть не могло. Все понимали, что следует, не теряя времени, закреплять достигнутое в процессе экономических и административных реформ.
Этот взгляд на вещи был подтвержден и на заседании Совета директоров МВФ, собравшегося 8 января, чтобы наконец одобрить завершение очередного обзора за исполнением российской экономической программы в рамках соглашения EFF. Директора отметили неоднозначность достигнутых в 1997 году результатов: экономический рост возобновился, инфляция снизилась, но в то же время в налогово-бюджетной области положение не улучшилось, структурные реформы запаздывали, а состояние валютных резервов ухудшилось. В этих условиях вселяло надежду то, что власти проявляли намерение осуществить всеобъемлющий план фискальных мер и подкрепить его жесткой монетарной политикой и ускорением структурных реформ.
В то же время члены Совета призвали российские власти не повторять печальный опыт прошлого и осуществить согласованные меры в полном объеме, не бросая их на полпути. Подчеркивалось, что только таким образом можно сохранить доверие рынков и обеспечить дальнейшую поддержку со стороны МВФ. Директора с удовлетворением восприняли то, что в плане фискальных мер была обозначена причинно-следственная связь между неудовлетворительным состоянием в налогово-бюджетной области и недостатками в работе как при сборе доходов, так и при распоряжении расходами. В этой связи они отметили, что неспособность правительства выполнять свои собственные обязательства и рост его задолженности причиняли серьезный ущерб борьбе с неплательщиками и поощряли дальнейший уход от налогов. Директора подчеркнули, что при всей важности административной реформы в налоговой сфере не менее настоятельно требовалось ликвидировать все задолженности правительства, отменить все виды неденежных взаимозачетов и повысить эффективность бюджетных процедур и контроля.
Наконец, Совет директоров согласился с тем, что в целом монетарная политика была предусмотрительной и исполнялась эффективно. В то же время они выразили сожаление по поводу того, что ЦБ не отреагировал вовремя на финансовые потрясения на глобальных развивающихся рынках и в ноябре 1997 года с запозданием принял меры против растущего давления на рубль. Они указали, что первоначальные попытки снять давление за счет интервенций повлекли за собой сокращение валютных резервов и что только осуществленное в декабре решительное ужесточение денежной политики позволило успокоить рынки и восстановить доверие.
Так что громких похвал Россия от МВФ, конечно, не услышала, но, по крайней мере, очередной транш в 640 млн долларов был выделен. Экономическая программа на 1998 год еще не была окончательно согласована, но Совету представили положительный прогноз перспектив: рост ВВП ожидался на уровне 2%.
Чуть раньше, 5 января, в полную силу заработал новый деноминированный рубль: были введены в обращение новые банкноты и монеты. Предусматривалось их хождение наравне со старыми, но с вычеркиванием трех нулей; новые 10 рублей соответствовали старым 10 000, а 1 триллион старых рублей отныне равнялся 1 миллиарду новых. Уверенности в том, как население отреагирует на нововведения, не было, и потому в ЦБ испытали огромное облегчение, когда стало известно, что вслед за открытием банков никакой паники не случилось и очередей вкладчиков нет.
Введение нового "твердого" рубля было объявлено Ельциным еще в августе 1997-го. Оно было призвано продемонстрировать, что с инфляцией покончено и что стабильность национальной валюты отныне гарантирована. При этом во время двух предыдущих денежных реформ (1991 и 1993 гг.) в процессе обмена денег царила неразбериха, многие потеряли свои сбережения, и поэтому власти старались предупредить возможную негативную реакцию населения. С момента ельцинского заявления и вплоть до введения "нового" рубля правительство настойчиво пыталось убедить общественное мнение, что на сей раз никто ничего не потеряет. Была развернута широкая рекламная кампания на телевидении. И все же неуверенность сохранялась до самого конца года. Россияне продолжали скупать валюту, и возникли опасения, что может начаться паническое бегство от рубля. Когда ничего подобного не случилось, это было воспринято как признак постепенного возвращения доверия [152] .
Благоприятным сигналом послужила также окончательная либерализация доступа нерезидентов на российский рынок ГКО-ОФЗ. С 1 января отменялось правило, в соответствии с которым для перевода за границу прибыли от продаж рублевых ценных бумаг, депонированных на счетах типа "С" в ЦБ, нерезиденты были обязаны за месяц оформить форвардный контракт на покупку валюты. Таким образом завершился процесс, начатый в июне 1996 года, когда Россия приняла на себя обязательства, предусмотренные Статьей VIII Устава МВФ, в том числе по обеспечению свободной конвертируемости средств на текущих счетах. Цель этой реформы заключалась в том, чтобы позволить российским финансовым рынкам воспользоваться преимуществами глобализации, обеспечив им за счет беспрепятственного иностранного участия расширение и углубление рынка [153] .