С Советской стороны переговоры поручено было возглавить мне, в те годы члену коллегии Минрыбхоза, начальнику управления внешних связей. Сам ход переговоров занял почти полтора года. Они были напряженными, порой шли на грани срыва. Приведу только один случай. Японские рыболовные круги, да и их ученые, в середине переговоров неожиданно начали настойчиво отстаивать идею о том, что они за пределами 200-мильной зоны ловят, в основном, кету, нерку японского происхождения, а не советского. Мы, со своей стороны, отстаивали обратную позицию. Японцы убаюкивающе кивали головами и продолжали гнуть свою линию. Стало совершенно ясно, что дело идет, в лучшем случае, к затягиванию переговорного процесса, в худшем – к его срыву. Руководитель японской делегации посол Того почувствовал, что наши аргументы могут быть поставлены под сомнение. Он спокойно, с определенной теплотой и хитрецой в голосе, обратился ко мне на пленарном заседании: "Ну, Зиланов-сан, вы не только рыболовный политик, но и ученый. Чем еще можете доказать, что лососи, которых мы, японцы, ловим в открытом море, – советского происхождения?". Пока переводчик переводит, размышляю: втягиваться мне в очередные научные доказательства или найти такую формулировку, которая была бы неопровержима, а с другой стороны, отвечала "тонкому" восточному юмору. Делаю паузу, сохранив на лице японскую невозмутимость, спокойно говорю и прошу переводчика Акира Судзуки (японец по происхождению; в настоящее время уехал к себе на родину) перевести точно, медленно, следующее: "Во-первых, уважаемый посол Того-сан, Япония признала, что она ловит лососей советского происхождения, ранее подписав ряд соответствующих соглашений. Во-вторых, сев за стол настоящих переговоров, японская делегация уже этим подтверждает, что ловит лососей советского происхождения. Иначе зачем вы здесь? В-третьих, ответьте мне, Того-сан, когда вы кушаете лососей, то какого они цвета?" Не поняв моей последней юмористической восточной ловушки, Того-сан автоматически, зная русский язык, отвечает: "Красного цвета, а что из этого?". В ответ слышит от меня: "Вот-вот, все, что красного цвета, и даже рыба, – это все советское, под цвет нашего флага". Раздается одобрительный гул со стороны японской делегации. Сам Того тоже смеется, но замечает, что немного красного цвета есть и в японском флаге. Так и это препятствие было преодолено, как и многие более существенные.
По окончании переговоров посол Того подарил мне картину своей работы – "Красную рябину" (акварель), написав на обороте: "Г-ну Зиланову в благодарность за его огромные усилия в наших переговорах. 10 октября 1984 г.". Она и по сей день напоминает мне об этих сложных переговорах.
Соглашение было заключено 22 мая 1985 года. Оно позволило резко ограничить дрифтерный лов лососей в открытом море, чему способствовала и принятая в то время Конвенция ООН по морскому праву 1982 года. В соответствии с последней, государство происхождения несет всю полноту ответственности за состояние запасов лососевых на всем пространстве их миграции. После подписания Соглашения 1985 года и ввода его в действие начались изнурительные ежегодные переговоры с японской стороной по сокращению им квот на вылов за пределами 200-мильных зон. Если в 1984 году вылов составлял в международных водах 22 тыс. т, то уже в 1988 году он не превышал 10 тыс. т, а в 1990–1991 годах составил около 7 тыс. т. К сожалению, в эти последние годы японские рыбаки получили право через смешанные предприятия и без них вести ограниченный лов уже в 200-мильной зоне России дрифтерными сетями, но и он не превышал 5–7 тыс. т и был достаточно подконтролен. Однако в последние годы такой вылов неоправданно возрос до 12 тыс. т. Это не входило в план действий Советского Союза. По существу, ельцинская Россия отступила под напором японских рыболовных и политических лоббистов, от советского подхода.
От односторонних действий к коллективным
Для полного же прекращения японского дрифтерного морского промысла за пределами 200-мильных зон в северной части Тихого океана нужна была поддержка других стран и прежде всего США и Канады, как стран, в реках которых воспроизводится другой мощный запас лососей – американского происхождения. Но он был защищен другой Конвенцией – Японско-Американо-Канадской. У нас в стране среди дипломатов профессионалов МИД мне говорили: "Нереальное дело склонить США и Канаду на свою сторону против Японии. Безнадежное дело. Все же, чем мы можем помочь вашей затее, поможем". Сам я тоже видел сложность этой задачи. Ведь мало добиться согласия США и Канады. Надо убедить Японию пойти на такой шаг. И все же мы приступили к таким дипломатическим маневрам, прежде всего, с американскими и канадскими коллегами. К тому времени, а это были уже 1986–1988 годы, у меня сложились деловые отношения с моими партнерами: помощником помощника Госсекретаря США послом Дэвидом Колсоном, заместителем министра рыболовства и океанов Канады Виктором Рабиновичем (корни одесские) и начальником управления внешних сношений этого министерства Бобом Эпельбаумом. Были проведены с ними при содействии советских послов А. Добрынина и Н. Яковлева, с каждым в отдельности ряд деловых встреч. Осторожно высказываю идею о допуске Советского Союза в качестве члена или наблюдателя в их трехстороннюю Конвенцию. При этом прекрасно понимаю, что это нереально, так как она – продукт Сан-Францисского соглашения 1952 года, а Советский Союз не подписал ее. Мои собеседники согласились с принципиальной идеей совместных шагов о прекращении японского дрифтерного лова, но заявили о нереальности приема нас в тройственную Конвенцию. Тогда высказываю идею разработки и заключения новой Конвенции по сохранению запасов анадромных видов всей северной части Тихого океана. Аргументирую, что в случае ее принятии будут надежно защищены лососи, как азиатского происхождения, так и американского. Идея моим американским коллегам кажется заманчивой. Канадцы более скептически настроены – не убедить японцев. Ставлю в известность американцев и канадцев, что у нас уже имеется решение высшего руководства страны – Политбюро КПСС о прекращении с 1992 года выделения квот для японских рыбаков при дрифтерном лове лососей советского происхождения за пределами 200-мильных зон. Замечаю недоверие моему сообщению, но прошу своих американских и канадских коллег все же еще раз все взвесить. Дополнительно, как аргумент сообщаю им, что мы вступаем в Конвенцию НАСКО по Северной Атлантике, где морской промысел лососей запрещен, и в этой связи должны последовательно стремиться к его прекращению и на Дальнем Востоке. Попрощавшись, вдруг меня отводит в сторону посол Дэвид Колсон и прямо в лоб спрашивает: "Ты сам-то веришь в принятие такой Конвенции?" Отвечаю, что да, у нас решение принято, свою часть пути мы пройдем. Тогда Колсон просит разработать такой проект и направить ему. Удивив его, информирую, что проект черновой уже есть и в ближайшие дни будет передан американской стороне. В последующем это было сделано. В свою очередь американцы, скорректировав его, передали свой вариант проекта. Затем вовлекли канадцев и только потом убедили японскию сторону приступить к переговорам, имея правительственные мандаты. Таким образом, с 1988 по 1991 год состоялась серия переговоров по разработке проекта Конвенции на основе выдвинутых проектов советской и американской сторонами. Работа шла непростая, надо было учитывать и мнение японской стороны. И все же в середине 1991 года в Оттаве удалось прийти к единому мнению по тексту Конвенции.