– Нельзя допускать, чтобы перспективы РФЦА были туманными. РФЦА – это наша общая стратегическая задача, поставленная главой государства, и мы должны сейчас всеми силами поддерживать это начинание. Если говорить предельно честно, все последние годы наш фондовый рынок не имел ресурсов для серьезного прорыва. Это была ситуация вялотекущего застоя. Если бы не появился проект РФЦА, наша биржа продолжала бы пребывать в состоянии затянувшейся зимней спячки, в ситуации отставания от всего мира, и мы никогда бы ничего не достигли.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Как ни забавно, но Казахстан – практически единственная в регионе страна, которая сумела провести достаточно радикальные реформы финансового сектора, при том, что сами финансы остались в основном национальными.
И восточноевропейская модель, и прибалтийская модель финансовых реформ получились на практике совсем простыми: большая часть тамошних банков была продана иностранцам, а уж иностранцы за счет своих денег, ресурсов и технологий сами произвели реструктурирование банковской отрасли. Провели хорошо, слов нет. Вкладчики в такой ситуации, естественно, успокоились, поскольку увидели, что теперь будут иметь дело с солидными иностранными кредитными учреждениями – ну а почему тогда не держать в них депозиты?
То есть это, безусловно, тоже способ реформирования финансового сектора, вот только способ такой, как бы сказать помягче, не безусловен. С моей точки зрения, даже из чистого интереса лучше попытаться что-то сделать самим, а не делегировать реформирование национального финансового сектора иностранцам.
Но большинство наших коллег по региону – именно делегировали.
Чехия, в частности, является примером того, как финансовые реформы делать не надо. Национальную модель приватизации обсуждать еще можно: в качестве основного метода там была реализована массовая ваучерная приватизация с равным доступом всех граждан страны. Многие аналитики считают, правда, что приватизация по-чешски не очень успешна. Хотя г-н Клаус в личной беседе говорил мне, что скепсис в данном случае может толковаться исключительно как непонимание чешских реалий; что самый главный результат – переход предприятий в частную собственность – в Чехии достигнут; а все прочие детали не слишком принципиальны.
Но уж финансовые их реформы точно неудачны, там все как раз совершенно очевидно. Правительство со свойственным чехам патриотизмом раз за разом вливало деньги в государственные тогда (или приватизированные лишь частично) чешские банки, чтобы вытащить их из тяжелого положения. А параллельно заставляло те же банки кредитовать определенные предприятия без учета рыночных рисков. Нормальная денежно-кредитная деятельность по такой схеме отчего-то никак не налаживалась, и все это длилось до тех пор, пока не продали почти все кредитные учреждения на сторону. В итоге сейчас более 80 % чешской банковской системы контролируется иностранными банками. Хотя в начале реформ у них была другая идея организации банковского сектора.
Персонально Вацлав Клаус за это не отвечает. Премьер – в любом случае политик, национальный лидер. Реально реформы проводят люди другого, соподчиненного уровня. Заслуги Клауса именно как политика несомненны: он очень много сделал для того, чтобы Чехию позиционировали в качестве европейской страны.
Поляки тоже практически все свои банки продали иностранному капиталу.
Вообще, в конце 1990-х годов в Восточной Европе прошла волна продаж государственных учреждений, в том числе банков, иностранным финансовым учреждениям.
А в Казахстане банковская система состоит из национальных банков. И, повторюсь, считаю это принципиально важным: основой национальных финансов должны быть именно национальные игроки. В частности, доля местных кредитных учреждений должна составлять 60–70 %. С моей точки зрения, это оптимально.
Всем известно, как велика была роль иностранных консультантов (назовем их так) в процессах, которые происходили на постсоветском пространстве после распада СССР. Коллеги предлагали проводить реформы по определенному, достаточно жесткому плану: приватизация, либерализация, жесткая бюджетная политика. Однако воплощение плана получилось корректным не везде, что, конечно, случается. Скажем, либерализация национального финансового рынка в некоторых странах негаданно привела к его утрате. Поэтому в контексте разговора о стратегии и тактике реформ финансового сектора конкретной страны неминуемо приходится обсуждать несколько принципиальных вопросов. Например, такой.
МОЖНО ЛИ РЕФОРМИРОВАТЬ ИМЕННО И ТОЛЬКО ФИНАНСОВЫЙ СЕКТОР, АВТОНОМНО ОТ ВСЕГО ПРОЧЕГО?
Вопрос один, ответов на него, как водится, два.
В долгосрочном плане это, полагаю, невозможно. Нельзя сделать так, чтобы финансовый сектор страны жил по одним законам, а вся остальная экономика развивалась (ну или стагнировала) по другим. Но в краткосрочной перспективе такие реформы реальны. Только, может быть, тему надо ставить немного иначе, а именно: МОЖЕТ ЛИ БЫТЬ ДВИЖИТЕЛЕМ РЕФОРМ НЕ ТОЛЬКО РЕАЛЬНЫЙ СЕКТОР, НО И ФИНАНСОВЫЙ?
Я обсуждал эту тему, например, с заместителем министра экономики и финансов Кореи в 2002 году, то есть по достаточно свежим следам финансового кризиса в Юго-Восточной Азии. Он говорил, что у них ситуация принципиально отличается от казахстанской и этим интересна. Как известно, тот экономический рывок, который совершила Южная Корея, жестко администрировался государством. Государство ставило во главу угла развитие определенных секторов реальной экономики (кораблестроения, черной металлургии, других индустриальных отраслей). Банкам в этом процессе отводилась вспомогательная роль: им давали указания (прямые или косвенные) кредитовать конкретные отрасли, без учета эффективности кредитования.
Все это закончилось кризисом 1997–1998 годов. Но в ходе реализации мероприятий по выходу из кризиса приоритеты поменялись. Важное место стала занимать реструктуризация уже финансового (а не промышленного) сектора, причем осуществлялась она при мощной финансовой поддержке государства. То есть в Южной Корее роль локомотива реформ играл реальный сектор экономики, а банковский был вспомогательным.
И это привело к определенным проблемам.
В Казахстане модель другая, хотя и не потому, что она задумывалась изначально. Так получилось по жизни, поскольку именно в финансовом секторе сконцентрировались на тот момент определенные человеческие ресурсы. Банковский сектор в результате начал развиваться быстрее, в какой-то степени выполнял функции локомотива экономики. И к перекосам по типу южнокорейских, где государство заставляло банки кредитовать тот или иной индустриальный сектор, наша стратегия не привела.
Но по большому счету делать выводы о том, какая модель является лучшей для той или иной страны, сейчас еще немного преждевременно. Кореец сказал мне тогда, что в целом ему как финансисту наша модель нравится, но вернуться к этой беседе он хотел бы через несколько лет. Чтобы понять, насколько устойчивой является казахстанская финансовая система именно в долгосрочном плане.
Кстати, та болезненная коррекция, которая сейчас происходит на рынке (см. главу "Проверка на прочность"), на самом деле отчасти полезна именно для того, чтобы понять степень устойчивости нашей модели.
Думаю, здесь, как везде, все хорошо в меру. Модель, когда государство вмешивается в работу финансового сектора, заставляя кредитовать целые секторы (которые, как потом выясняется, убыточны), чревата перекосами и кризисами. Когда банк принимает инвестиционные решения самостоятельно, он совершает меньше ошибок.
С другой стороны, совсем без государства в реформаторском деле не обойтись.
Как бы хорошо и устойчиво ни развивался чисто финансовый сектор, если его развитие не будет сопровождаться реформами в других секторах экономики (и даже не только экономики), то такой рост рано или поздно начнет затухать. Мой любимый пример: можно провести очень хорошие финансовые реформы, но если потом суды будут поддерживать не банки, а заемщиков, то проблем возникнет очень много, и притом именно в сфере финансов.
А суды, понятно, должны быть квалифицированными, но не только. Не менее важно еще, чтобы они не были коррумпированы. И второе условие в нашем регионе традиционно выполнить сложнее.
То есть вопрос даже не столько в том, что к опережающему развитию банковского сектора в какой-то момент должен подключиться рост реальной экономики (или, наоборот, банковский сектор – к реальному). Принципиально другое: в долгосрочном плане реформа финансового сектора вообще не может считаться окончательной, если в стране не проведены другие реформы. Причем это касается и судебной системы, и работы правоохранительных органов, и общего состояния дисциплины в обществе (если дисциплины нет в принципе, то и платежной дисциплине как частности тоже неоткуда взяться), и много чего еще. Короче, если реформы начаты в одном сегменте, то нужно быть готовыми продолжать их дальше, в "нетронутых" зонах. Если этого не делать, то нереформированные участки потянут вниз те, что уже подверглись изменениям, и этот процесс неминуемо отбросит общество назад.
Я в последние годы постоянно говорил, что финансовый сектор в Казахстане достаточно развит, его сейчас особо двигать уже не требуется. Нужно заниматься реформированием здравоохранения, образования, судебной системы, чтобы они на каком-то этапе не начали тормозить финансы. Если, например, нет притока в экономику квалифицированных кадров, если национальная система образования их не воспроизводит, то реформы забуксуют. В Казахстане сейчас найти квалифицированного финансиста – проблема. Тогда о каких финансовых реформах может идти речь и чего мы ими добьемся?
Очень важна реформа судебной системы. Частично из-за коррупции, частично из-за низкого уровня финансовой грамотности судейского корпуса.