Но та, однако, уже привыкла к подобным настроениям и отвечала на все адресованные ей замечания презрительным фырканьем.
Извинение сэра Нормана вызвало у Флер чувство неловкости. В его поведении проявилось великодушие, в котором она ему всегда отказывала.
Она вспомнила, как издевался над ним накануне Энтони. Флер попыталась ответить сэру Норману:
— Я бы не стала слишком переживать по этому поводу, сэр Норман, — сказала она. — По-моему, на самом деле ваша мать здоровее, чем вам кажется, и она любит общество. Я полагаю, оно не так уж ее утомляет, как это представляют доктора. Вы не находите, что «отдых и покой» — их обычное предписание? Вроде совета бросить курить и отказаться от коктейлей, независимо от того, злоупотребляете ли вы ими или нет.
— Иногда я думаю, не стоило привозить ее сюда, — сэр Норман говорил тихо, скорее сам с собой, чем с Флер. — Она любила Лондон — уличная толпа была для нее родной стихией. Там бы ее постоянно навещали какие-нибудь знакомые, она бы могла с ними болтать и не чувствовать себя инвалидом.
— Вряд ли вы бы оставили ее в Лондоне сейчас, когда существует опасность налетов. Но в мирное время она, наверное, была бы счастливее в городе.
— Значит, вы думаете, что она несчастлива? — резко спросил сэр Норман.
— Я бы так не сказала. У вашей матери замечательная способность не унывать в любой ситуации, повсюду находить развлечения и удовольствия. Я только хотела сказать, что при других обстоятельствах в Лондоне ей было бы лучше.
Этим неубедительным объяснением Флер пыталась сгладить впечатление, произведенное ее необдуманными словами, но когда она замолчала, то поняла, что сэр Норман разочарован.
В этом не могло быть никакого сомнения, выражение его лица было почти тоскливым, как будто он потерпел личную неудачу. Сначала Флер не могла этому поверить, но потом она подумала:
«Так, значит, он любит свою мать… любит и хочет сделать для нее все возможное».
И тут же лицо его приняло обычное непроницаемое выражение, как будто в доме закрылись ставни.
Флер гуляла в саду, когда увидела направлявшегося к ней по газону Энтони Эшвина. Она была рада его видеть и уже не скрывала этого от себя. Он шел с непокрытой головой и сигарой в зубах.
Миссис Митчэм спала, и Флер воспользовалась случаем выйти в сад и прогуляться к античному храму.
— Бархем сказал мне, где вы, — Энтони задержал ее руку в своей.
Обратился ли он к Бархему, чтобы узнать, где ее найти, подумала Флер, или чтобы достать себе еще одну из драгоценных сигар сэра Нормана?
Не сумев выдержать его дерзкий пристальный взгляд, она отвернулась, ощущая в то же время во всем теле приятное тепло.
Было приятно сознавать свою привлекательность, читать восхищение в мужских глазах; это было словно приход весны после долгих холодов со всеми их невзгодами и тревогами.
— Миссис Митчэм спит, — сказала она чопорно. — Когда в четыре часа она проснется, надеюсь, вы посетите ее. Она с нетерпением ожидает вас.
— Разумеется, я загляну к старушке, если это доставит ей хоть какое-то удовольствие. По правде говоря, я предпочитаю молодых женщин, цветущих как розы. Вы мне напоминаете розу в этом платье.
— Благодарю вас, — ответила Флер насмешливо, делая ему реверанс.
Он подхватил ее под руку и увлек за собой.
— Пойдемте взглянем на храм. Он полон привидений; я хочу, чтобы вы помогли мне разделаться с тенями прошлого.
— Что еще за привидения? — спросила Флер, смущенная его прикосновением, но неуверенная, стоит ли ей высвободиться.
— Блондинки, брюнетки, была даже одна рыженькая, — поддразнил он.
— Так много?
— Меня всегда учили, что чем больше, тем лучше. А вас разве нет?
— Разумеется, нет. Порядочных девушек так не воспитывают.