В последнее время она повела активное наступление на тех, кто мешает мне, по ее мнению, стать полноценным членом общества. То есть жениться на ее прелестях, перестать болтаться по кабакам и начать копить на квартиру в Москве. Объектом атаки стали мои друзья.
Их у меня немного: Вовка Грачев, Пашка Миревич – в Питере, Сергей Кондрашов – здесь в Москве. Есть еще несколько человек в других городах Союза, но я их не видел со времен службы в армии. Школьные товарищи в счет не идут. Я еще не в том возрасте, чтобы ностальгически вздыхать о тех, с кем балбесничал в отрочестве.
Серега оказался ближе всех, поэтому на нем сосредоточилась вся сила отторжения и неприятия. И тут я уперся.
…В тот июль колонна грузовиков, которую сопровождала наша рота, остановилась под Мазари – Шарифом в самый что ни на есть полдень. БМП, на которой жарило задницы наше отделение, встала у блок – поста. Мы ссыпались с раскаленной брони и кинулись искать хоть какое-то подобие тени.
Младший сержант Виталька Воронин, командир отделения, потряс пустой фляжкой, глянул на белесое афганское небо и скривил спекшиеся губы:
– Водички-то, йок!
Взгляд Воронина остановился на мне, тогда, в 1987 году, зеленом салабоне:
– Ну-ка, Протас, дернись на блок-пост. Попробуй хотя бы пару фляг набрать!
В ближайшей траншее «блока» я наткнулся на старшего сержанта в расстегнутом хэбэ. Старшой сидел на ящике в просторном пулеметном гнезде (над которым натянули кусок брезента, создававший прохладу) и дул из котелка компот.
– Куда прешь? – старший сержант упер ногу в выгоревшей до белизны штанине в противоположную стенку траншеи и перегородил мне дорогу.
Я объяснил.
Сержант сделал солидный глоток из котелка, смачно прожевал черносливину и выплюнул косточку, проследив взглядом за ее полетом. После чего осмотрел с ног до головы мою запыленную фигуру, определив в ней молодого солдата, и изрек:
– Самим мало! Топай, «слон», отсюда. Нечего здесь лазить.
В другой раз я бы выругался в душе и предпочел не связываться со «стариком» да еще на чужой территории. Но в ушах еще стоял оглушительный грохот «духовского» ДШК и залп «шайтан – трубы», которыми нас окатили на рассвете при выходе из «зеленой зоны». Я рванул с плеча автомат.
– Ты чо?! – вытаращил глаза жлоб и влип в стену, – ты чо, контуженный?!!
Про пулемет, стоявший тут же под рукой, он даже не вспомнил.
– Завалю, гнида… – чужим, металлическим голосом проговорил я.
– Серый!!! – пронзительно заблажил жлоб куда-то мне за спину.
Я сжал зубы и приготовился ткнуть стволом этой суке куда-нибудь под ребра. Штука это достаточно болезненная – знаю по своему личному опыту.
Сержант уловил мое движение и, судорожно двигая кадыком (компот у него там застрял, что ли?), крикнул:
– Серый! Налей баче компота!
– Пожалуйста, – прозвучал спокойный голос с акающим акцентом.
Я понял, что его обладатель стоял где-то поблизости самого начала конфликта. Стоял и не собирался вмешиваться.
… – Давай фляжки, бача.
В небольшой палатке, где размещалась кухня блок – поста, Сергей, плотный парень одного со мной призыва, кроме компота насыпал в мои карманы сухофруктов, приговаривая:
– От жажды это здорово помогает, кисленькое…
А на прощание добавил:
– Будешь в наших краях – заходи в гости. Угощу, чем Бог пошлет.
Хмыкнул:
– Знатно ты Федю шуганул. У нас его никто не любит. Определение точное: гнида.
Так я познакомился с Сергеем Кондрашовым.
Вернувшись из армии весной 1989 года, я восстановился на дневном отделении второго курса универа. Тут же, в Москве, устроился на работу. До этого, поболтавшись пару месяцев у себя на родине, понял: ничто не связывает меня с городом детства. Афган обрезал все.
Осев в Москве, первым делом нашел Серегу. Он был единственным человеком, которого я хорошо знал в этом суматошном городе.