Он тянулся из-под колеса, хватался ручками за булыжник мостовой, силился приподняться, тихо вскрикивал и, снова уронив голову на мостовую, плакал и что-то говорил быстро, захлебываясь. Я рванулась к машине. Шофер грузовика, опомнившись, дал задний ход, и машина тихо отодвинулась. Я приподняла мальчика и понесла на тротуар. Он крепко обнял меня за шею. Усадив ребенка на тротуар, я стала быстро ощупывать его руки, ноги, всё тело. Куда-то далеко-далеко уплыло все: шумная улица, толпа, окружившая нас плотным кольцом. Не знаю сама, откуда вдруг взялся у меня такой спокойный голос, как будто мы были вдвоем на необитаемом острове:
— Ну, что теперь будем делать? Больно? В больницу отвезти? Не надо? Дойдешь до дому? Вот в этом? Ну, здесь близко.
Это было счастливой случайностью, что колесо задело только мягкие ткани ног. Толпа постепенно расходилась. Двинулись трамваи, троллейбусы, загудели, пробивая дорогу, автомобили. Только шофер все стоял около нас и спрашивал:
— Ну так как же, а? Может, в больницу отвезти?..
Я помогла мальчику подняться, одернула на нем курточку, отряхнула. Он сделал несколько неуверенных шагов, оглянулся.
— Проводить тебя? — спросила я.
— Нет, не надо… Только… маме не говори. Ладно? — Я кивнула головой. Оглянувшись по сторонам, он перешел через дорогу, потом все той же неровной походкой направился к подъезду большого серого дома. Мальчугану было лет семь-восемь.
Дома весь вечер я раздумывала над этим случаем.
И вдруг поверила в себя, в свои силы, в то, что в трудную минуту буду решительна. Нужно только не теряться ни в какой обстановке.
2
Я пришла к Миловидову в кабинет и сказала:
— Мне уже исполнилось шестнадцать лет. Что хотите делайте, а я так не уйду. Не может быть, чтобы мы ничего не добились.
— Послушайте, Ася. Не хотите ли вы стать радисткой? Прием в школу начался.
— Нет, — ответила я не задумываясь. — Только в морскую школу.
— Но в школу радистов прием начался, — опять повторил Миловидов.
— Радист?! Что такое радист? Одного известного радиста знаю — Кренкель. Так он на Северном полюсе был. А так, — что такое радист?
— Ася, радисты нам сейчас очень нужны. Радист — это глаза и уши армии. Поверьте, это очень интересная работа. Подумайте. Ручаюсь, вы не раз потом скажете мне спасибо.
Тяжело вздохнув, я сказала:
— Ну, ладно. Так и быть. Пойду в вашу радиошколу. — И добавила: — Если капитан знает радиодело, это ведь не плохо?
Миловидов засмеялся и выдал мне направление.
Чтобы удобнее было учиться, меня перевели в дневную смену. С семи часов утра до семи вечера — на фабрике, потом оттуда, с Сущевской улицы, на Пушкинскую площадь, в радиошколу до десяти, домой к одиннадцати — и спать до шести утра. Вот это правильно! Вот это настоящая жизнь!
В те дни, когда нет занятий в школе, по-прежнему читаю. В книжном шкафу отыскала «Диалектику природы». Решила самостоятельно изучить ее. Конспектирую каждую главу и иногда спрашиваю сама себя: «Зачем я изучаю диалектику природы, ведь никто с меня этого не спросит?»
Отец как-то успевает забежать домой, приготовить еду. Возвращаюсь вечером домой, а меня уже ждет на диване под подушкой горячий ужин, на столе записка. Иногда видимся — один раз в десять дней. Дни, наполненные трескотней швейных моторов, горячим запахом солдатского сукна, привычной темнотой московских улиц и тоненьким писком зуммера, бегут размеренно друг за другом. И теперь я уже точно знаю: фронт — это скоро.
Интересное дело: знаю, что точка-тире «ти-та» — это «а». Преподаватель отстукивает на ключе «ти-та» пять раз в минуту с одинаковыми интервалами. Слышу звук, понимаю, что это «а», но записать вовремя не успеваю. Преподаватель смеется:
— Не волнуйтесь, все придет в свое время. Будете, не задумываясь, записывать по сто двадцать знаков в минуту, а то и больше.
Не верится.