Уже почти добравшись до нашей хижины, мы заметили всадника.
— Ага! — ухмыльнулся Фуэнтес. — Теперь-то ты познакомишься с ней.
— С ней?
Он жестом указал на всадника:
— Вот она, дочь майора. Осторожней, сеньор. Девица иногда воображает, что сама майор.
Она приблизилась к нам верхом на самом великолепном сером коне, какого только можно повстречать, восседая боком на чем-то, чего я раньше никогда не видел, что при ближайшем рассмотрении оказалось черным дамским лакированным седлом. На ней было нечто вроде костюма для верховой езды в красивую черно-белую клетку и черная шляпа, черные сверкающие сапоги и белая блузка.
Она бросила на меня мимолетный взгляд, который, как мне показалось, не упустил ничего, и обратилась к Фуэнтесу.
— Как дела, Тони? — Потом посмотрела на скот. — Есть с клеймом «Т-Т»?
— Нет, сеньорита, только со «Стременем» и со «Шпорой».
— Вы не против, если я посмотрю?
— Конечно, нет, сеньорита.
— Только не беспокойте тех двух пятнистых трехлеток, — предостерег я. — Они раздражены.
Девушка обожгла меня взглядом, способным косить траву не хуже косы во время сенокоса.
— Я и раньше видела скот.
Она объехала стадо, рассматривая животных, большинство из них не обращали на нее внимания. Потом приблизилась к тем самым бычкам. Стоило им заметить сверкание солнца на ее лакированном седле, они тут же бросились прочь; нам с Тони пришлось поноситься и попотеть, чтобы удержать наше стадо.
Я подъехал к ней.
— Мэм, передайте вашему папе, чтобы он вытирал молоко с ваших губ перед тем, как выпустить на травку, хорошо:
Ее лицо побелело, и она замахнулась на меня арапником — очень элегантным, с рукояткой из плетеного конского волоса, выкрашенного в зеленый и красный цвет. Но когда она направила его мне в лицо, я выбросил руку вперед, перехватил арапник и вырвал у нее.
Да, еще тот темперамент! Потеряв хлыст, она не успокоилась и схватилась за винчестер, висевшее в чехле, а я прижал своего коня к ее, положив руку на приклад, чтобы не дать ей вытащить оружие.
— Ну-ну, успокойтесь, — невозмутимо произнес я. — Не станете же вы стрелять в человека из-за ерунды.
— Кто, черт побери, сказал, что не стану?
— Передайте также вашему папе, чтобы он проследил за вашим языком, — поучал я как наставник. — Леди не подобает употреблять такие выражения.
Она дергала своего коня, пытаясь освободиться от меня, но маленький гнедой, на котором я сидел, знал свое дело и по-прежнему прижимался к ее серому. Несколько минут мы топтали пыль, двигаясь боком, пока она не убедилась, что все усилия бесполезны.
Может, она уже слегка остыла, когда окликнула моего напарника, сидевшего в седле и наблюдавшего за нами.
— Фуэнтес, идите сюда и избавьте меня от этого человека.
Подъехав не спеша, Тони вежливо произнес:
— Я не хочу, чтобы вы стреляли в него, сеньорита. Он мой товарищ.
— Должен вам заметить, — пошел я на попятную, —что, несмотря на ваш дьявольский темперамент, вы чертовски милы.
Ее глаза чуть-чуть сузились.
— Майор вздернет вас за это, — заявила она громко, но уже не так гневно, — если только его ребята не доберутся до вас раньше.
— Почему бы вам самой не постоять за себя? — спросил я. — Вы уже большая девочка. Зачем же вам звать на помощь папу или здоровых ребят с ранчо?
— Перестаньте называть его моим папой! — воскликнула она со злостью. — Он — майор!
— О, прошу прощения! Я и не предполагал, что он все еще на действительной службе.
— Он не на службе!
— Но тогда он не майор, не так ли? Отставной майор, верно?
Она не нашлась, что ответить, и, защищаясь, выкрикнула:
— Он майор! И был майором… во время гражданской войны!
— Что ж, может, и так. Я знал некоторых, там, на севере.