– Но даже, если когда-нибудь допрет, я не стану выполнять такие дурацкие распоряжения.
– Знаешь Навахо Барлоу? – вдруг спросил меня этот изрядно скукоженный малый.
– Это еще кто такой? – поинтересовался я.
– Босс. Хозяин Смоуквилля, – ответил он. – Тот человек, с которым тебе придется иметь дело.
– Джонни мне ничего про него не говорил, – признался я.
– А я и не сомневался, – заявил в ответ кожаный мешок с костями. – Наш Джонни не из тех парней, кто станет давить собственное дерьмо. Ну и хрен с ним. Что до меня, так я еду в Сан-Хосе. А эта дорога ведет в Смоуквилль. И да спасет Господь твою душу, малыш!
Он торжественно, словно гробовщик, приподнял свою черную шляпу и, удаляясь от меня, еще долго держал ее в руке.
– Неужели у всех местных крыша напрочь съехала? – сокрушенно думал я, продолжая свой путь. Вскоре я добрался до какой-то хижины. Она одиноко торчала посреди пустоши, кое-где утыканной чахлыми мескитовыми деревьями. Повсюду царило запустение, лачуга выглядела так, словно вот-вот развалится, а сидевший на крылечке малый был ей под стать. Его рубашка и широкие рабочие штаны, похоже, превратились в лохмотья еще задолго до моего рождения. В тулье измятой шляпы зияла здоровенная дыра, а пальцы дружно вышли из башмаков подышать свежим воздухом. За его спиной в дверях лачуги стояла женщина; из окон выглядывала орава чумазых детишек… И все они были точь-в-точь такие же задрипанные, как сам глава этого странного семейства.
Он смотрел на меня каким-то остановившимся, тупым и одновременно голодным взглядом.
– Привет! Я – сборщик налогов, – представился я. – Вы должны правительству по доллару с головы.
– А у меня нету денег, – безнадежно ответил малый. – У меня вообще ничего нету.
– Дерьмо собачье! – раздраженно заметил я. – Мне это надоело! Так дальше дело не пойдет. Должен же я, наконец, получить хоть с кого-нибудь хоть какие-нибудь налоги!
– Ну хорошо, – тяжело вздохнул он. – В конце концов, я не из тех парней, которые вечно пытаются облапошить собственное правительство. Вон там бегает наш последний петух. Мы сохранили ему жизнь, чтобы угостить детишек курятинкой на следующее Рождество. Можешь его забрать в счет налогов. Это все, что у нас есть, если, конечно, не считать тех тряпок, что на нас надеты. Но ведь они все в заплатах! Вряд ли правительство согласится их носить.
– Не понимаю, – сказал я. – Здесь вокруг неплохие пастбища. Значит, должны быть и зажиточные люди.
– Сомневаюсь, что ты найдешь тут много людей, которые живут сильно лучше нашего, – заверил меня малый.
– Как же вы все тут дошли до жизни такой? – изумился я.
– А ты лучше спроси у Навахо Барлоу! – злобно вмешалась в наш разговор женщина.
– Заткнись! – вдруг сильно побледнев, приказал ей муж.
– И не подумаю! – отчаянно и решительно отрезала она. – Если этот парень – человек правительства, ему следует знать, как орудует здесь, в округе Чисом, Навахо Барлоу вместе с бандой своих головорезов! Сказать, что он подлый грабитель – значит почти ничего не сказать! Он делает в Смоуквилле все, что его левая нога пожелает, а шериф со своими людьми слишком перетрусил и ни во что не вмешивается. А ты, парень, должно быть, из других мест. Или просто последний болван, раз приехал сюда собирать налоги. Когда в Смоуквилле последний раз появлялся сборщик налогов, они изловили незадачливого беднягу, поставили ему раскаленным железом на задницу именное клеймо Барлоу, а потом долго таскали голым по всему городу, верхом на мескитовом шесте.
Барлоу – босс, именно он настоящий хозяин всей южной части округа, – переведя дух, продолжала женщина. – На него работают самые отъявленные бандиты. Джим Хопкинс, Билл Райдли, Джек Макбейн и не знаю уж кто там еще.