— На лицах индейцев не очень-то много волос, — напомнил ему Бидж.
— Я родился шайеном, когда висел на ремнях Священного Шеста, — терпеливо повторил вождь.
Френсис Мэйсон подозрительно посмотрел на них, и Бидж сказал по-английски:
— Это отличные пони. Они тоже подарок от Мэйсона.
Священная Метка не торопясь осмотрел пони, кивнул, соглашаясь их принять. Он передал сыну другие вещи с одеяла: кусок красной ткани, мешочки с бисером, зеркальца, шила и крепкие Иглы, чтобы сшивать кожу.
— Это для жены вождя, — сказал Бидж, — если он хочет сделать ей подарок.
Теперь на одеяле не осталось ничего, кроме вещей, которые были заготовлены, как ловушки. Паутина, сотканная вехо.
«Вот и пришло время расквитаться, — подумал Бидж. — Мой папаша отстегал меня, и я убежал, но он никогда не выгонял меня из дома, как сделал твой отец. Ну а теперь скажи Френсису Мэйсону правду. Ты это сделаешь или я — все равно мне достанется моя тысяча долларов. А ты отомстишь!»
Бидж наблюдал за человеком в боевой рубахе шайенов и в то же время чувствовал, как напрягся Мэйсон. Наконец вождь наклонился и взял золотой медальон. Он должен был сделать это раньше, намного раньше. Пожалуй, даже этот чужак знает, что индеец не стал бы так долго избегать такой блестящей побрякушки. («Эта миниатюра-портрет матери Чарльза», — сказал Френсис, выкладывая медальон на одеяло.)
Вождь шайенов повернул медальон на золотой цепочке и посмотрел на изображение улыбающейся белой женщины, давно уже мертвой. Он смотрел на портрет, но ничто в его лице не изменилось.
«Долго ты еще будешь играть с чужаком? — удивился Бидж. — О, это огромное терпение, изощренная жестокость ненавидящего индейца!»
Священная Метка бросил медальон сыну. Как нечто блестящее, что можно повесить на шею воина вместе с бусами, когтями медведя и перышками мелких птиц.
Потом он поднял за цепочку большие серебряные часы и стал разглядывать их с наивным восхищением. Услышав тиканье, он приложил их к своему уху. Затем с выражением растерянности и гнева забросил их подальше.
Френсис Мэйсон онемел от удивления. Священная Метка что-то проворчал.
— Он говорит, что это, должно быть, плохой амулет, — перевел Бидж. — Иначе он бы не разговаривал. Разговаривать могут только живые люди и духи. Он не хочет иметь ничего общего с духами белых людей.
Вождь шайенов стоял, хмурясь, и подозрительно смотрел на Френсиса Мэйсона. Потом повернулся спиной.
Дважды он избежал паутины вехо, но еще одна вещь осталась на одеяле — небольшая зеленая книжка.
Он поднял ее, осторожно, неловко, руками, которые больше привыкли к луку и ножу и проливали кровь, такую же алую, как отметина на его лице.
Бидж затаил дыхание при виде того, как осторожно и почтительно рассматривал Священная Метка маленькую книжку. Он подносил ее близко к глазам, потом отодвигал на вытянутую руку, переворачивал, перелистывал страницы — благоговейно, как человек, имеющий дело со священной вещью, амулетом из перьев и меха.
«Неужели ты не видишь имя „ Чарльз Мэйсон“, написанное золотом на обложке?» — удивился Бидж.
Паутина вехо задрожала, но не поймала ничего. Глаза шайена были слепы к золотым буквам имени белого человека на обложке. Гордость его была велика. Он принял страдания в Священном Жилище, висел на ремнях церемониального шеста, сердца шайенов бились в унисон с его собственным сердцем, и это помогло ему освободиться… Он родился заново.
Он голодал вместе со своим народом, истекал кровью от ран, полученных в сражениях, и тех, которые наносил себе сам, чтобы добиться поддержки духов. Он терпел вместе с шайенами и мог заставить себя отказаться от книжки, которую белый человек оценил бы очень высоко.