Кроме того, Бидж сможет наконец узнать разгадку того, над чем давно уже ломал голову: почему такой человек, как Каин, явился на Запад и почему он превратился в индейца?
Оба всадника приветствовали его: стройный юноша, лет семнадцати, почти обнаженный, потому что не успел еще завоевать достаточно почетных украшений для своей одежды, и величественный немолодой человек, у которого было столько почетных боевых регалий, сколько может добыть храбрый воин, прожив достаточно долгую для этого жизнь.
— Это Священная Метка, — сказал Бидж, — а молодой индеец — его третий сын Правит-Своими-Лошадьми. Он будет переводить.
Мэйсон не догадался спросить, каким образом молодой индеец мог выучить английский язык, если никогда не жил среди белых.
При виде надменного юноши и полного достоинства пожилого вождя Биджа прямо корежило от зависти. «Если б я, — думал он, — не отсылал своих женщин обратно в жилища отцов! Девушку племени шошоны, двух хункпапа, женщину-кроу, которую я звал Салли, или хотя бы ри (
Шошоны, хункпапа, кроу, ри — племена индейцев Северной Америки.), которая чуть не уморила меня своей болтовней… Если б я продержал их дольше одной зимы, у меня были бы теперь свои сыновья, чтобы добывать мясо. И мне не понадобились бы сребреники Иуды. Но я отсылал их всех, и мои сыновья, если они, конечно, были, уходили вместе с ними. Кто знает, сколько моих рослых мальчиков-полукровок живет в островерхих жилищах! Я никогда не смог бы остаться с ними, не смог бы стать индейцем. Господи! Я все-таки белый! Я сам вехо».
Он скупо улыбнулся и, прищурившись, посмотрел на Священную Метку, ненавидя его за все, что тот имел.
Волосы вождя шайенов были заплетены в две седые косы, стянутые кожей выдры. Пятно — большая красная рука — ярко выделялось на коричневом лице. В ушах висели серебряные медали.
На нем были знаки мужества, доказанного во многих сражениях, одежда, которую можно было добыть только ценой отчаянной смелости и крови. Храбрость его была настолько очевидна, что он мог позволить себе особенно не хвалиться ею: на нем не было головного убора из орлиных перьев. Достаточно было боевой рубахи, которая говорила сама за себя… Рубахи из оленьей кожи с бахромой из человеческих волос.
Френсис Мэйсон шатнул вперед, издав какой-то неопределенный звук.
— Говорить буду я, — предупредил Бидж. — На нем боевая рубаха.
Бидж говорил долго, соединяя резкие, гортанные слоги языка шайенов с привычным языком жестов. Человек с красной меткой на лице ответил коротко.
— Он говорит, что не может задерживаться, — объяснил Бидж Мэйсону. — Просто оказался тут на короткое время.
Бидж продолжал говорить, упрашивая, показывая жестами на подарки, разложенные на красном одеяле.
Старый воин подъехал и посмотрел на подарки. Он кивнул головой и спешился.
«Эге! Стал немного прихрамывать! — подумал Бидж, радуясь при виде его хромающей походки. — Зато у тебя есть сыновья добывать мясо и жена, чтобы его готовить».
Молодой индеец — подбородок вздернут кверху, взгляд воинственный — привязал лошадей и вернулся, не выпуская ружья. Отсутствующий кусок металла на ружье заменяла полоска крепкой кожи.
— Этот человек — Мэйсон, — сказал Бидж. — Выкурите с нами трубку?
— Он говорит — да! — ответил молодой индеец.
Бидж вынул трубку из дорожного мешка, набил ее табаком и зажег с соответствующей церемонией. Он вздохнул с облегчением, когда Мэйсон, в свою очередь, закончил неуклюжие манипуляции с трубкой.
— Теперь вы можете говорить, — сказал ему Бидж.
Мэйсон, пристально смотревший на старого шайена, теперь повернулся к молодому индейцу и с полной уверенностью произнес:
— Скажите ему, что я его брат Френсис.
Бидж пришел в замешательство от такой прямолинейности, но молодой индеец перевел и потом спокойно ответил:
— Он вас не знает. Не понимает, что вы имеете в виду. Его братья — шайены.
— Но родимое пятно! — вскричал филадельфиец. — Я узнал его по красной отметине на лице! Когда юноша перевел, старый воин произнес целую
— Великий Дух, — перевел молодой индеец, — дал ему этот знак, чтобы ни один человек не смог убить его. Он не понимает, почему вы хотите его видеть.