Судя по тому, как переливались на музыкальном инструменте солнечные блики, он был сделан из металла, и некоторые его части выглядели очень знакомыми, как будто старик соорудил его из полудюжины других инструментов. Та часть, в которую старикан дул, смахивала на мундштук флейты, но клапаны напоминали клапаны трубы и, возможно, геликона. Остальных деталей Джек вообще не узнал.
Мальчик осмотрелся по сторонам. Рядом с ним была только Лиссса, которая старалась достать ягоду из путаницы веток.
– Эй, Лиссса, – окликнул Джек, шагнув поближе. – Что это за музыкант?
Она издала звук, похожий на фырканье лошади.
– Это клезмер [5] .
– Что значит «клезмер»?
– Я что, похожа на энциклопедию? – огрызнулась она. – Он сам так себя зовет!
– Хорошо, хорошо, – примирительно сказал Джек. – Я же просто спросил.
– А я просто ответила, – угрюмо проговорила Лиссса. – Думаю, на одном из человеческих языков это слово означает «пиявка».
Джек нахмурился.
– Пиявка?
Лиссса снова фыркнула.
– Посмотри на него еще разок. Джек бернулся.
Теперь клезмер медленно шел вдоль ряда сборщиков ягод. Каждый из рабов поворачивался к старику, когда тот проходил мимо, и, к удивлению Джека, опускал немного ягод в свисающую с шеи клезмера миску.
– Хорошо, я сдаюсь, – проговорил Джек. – Что они делают?
– Я ведь уже сказала, он пиявка, – прорычала Лиссса. – Говорят, что его глаза слишком плохо видят и что он не может больше собирать ягоды. Я прямо готова расплакаться от жалости!
– Но разве бруммги в таких случаях не... – начал было Джек.
– Что, не отправляют рабов на покой? – пренебрежительно спросила Лиссса. – Не будь идиотом. Если мы не работаем, мы не едим. Точка.
Он дернула плечом в ту сторону, куда удалялся клезмер, толстые чешуйки на ее плече царапнули ветки куста.
– Поэтому он совершает эти жульнические обходы. Играет и притворяется, будто не попрошайничает. И все остальные дают ему ягоды и притворяются, будто это не милостыня.
Джек смотрел на лицо Лисссы, насколько мог его рассмотреть сквозь ветки и листья. Девочка сделала какое-то странное ударение на слове «милостыня».
– А ты сама не подаешь милостыню?
Она нехотя, как показалось Джеку, вынырнула из куста и уставилась на него темными глазами.
– Ты что, такой наивный? – горько спросила она. – А может, просто дурак? Мы все – рабы. Рабы. Мы на самом дне, отсюда уже некуда падать. А милостыня существует для тех людей, у которых есть лишнее, чтобы отдать это другим. Милостыня – не для нас. Здесь никто о тебе не позаботится. Никто, кроме тебя самого.
– А как же Маэрлинн? – спросил Джек. – По– моему, она пытается нам помогать.
– О да, – огрызнулась Лиссса. – Маэрлинн. Она помогала и родителям Ноя – они оба теперь мертвы. Она помогала дяде Греба и Гриба. Он тоже лежит в могиле. – Девочка быстро посмотрела куда– то мимо плеча Джека. – Хотелось бы знать, принесли ли ее добрые намерения пользу хоть кому-нибудь.
Джек обернулся и увидел автомобиль с открытым верхом, вроде того, в котором его сюда привезли. В автомобиле кроме шофера были два бруммги: один – взрослый, а второй – куда меньше и младше первого. Автомобиль остановился, оба пассажира вышли.
– Быстрей. Хотя бы делай вид, что работаешь, – предупредила Лиссса, снова нырнув в кусты.
Джек шагнул к следующему кусту и снова принялся собирать ягоды, краем глаза наблюдая за двумя бруммгами, которые медленно пошли вдоль линии рабов. Младший бруммга непрерывно тараторил, обращаясь к старшему.
Джек почувствовал, как все вокруг напряглись, и тихо спросил Лисссу:
– В чем дело?
Он заметил, что клезмер перестал играть и отступил в сторону, молчаливый и настороженный.
– Это что, инспекция?
– Хуже, – прошипела Лиссса из куста. – Проклятое отродье, дочка Крампача, вернулась за новой игрушкой.
Джек нахмурился.