– Амортизирующие стремена, поводья с энергетическим приводом, мартингал с гидравлическим увлажнением три-в-одном, подпруги акульей кожи – по индивидуальному заказу, с трехпозиционными авторегулирующимися пряжками…
Ноготь, тяжело ступая, подошел к мотоциклу и отвинтил крышку топливного бачка.
– Нам пора, – сказал он, – мы не можем торчать здесь весь день.
Боамунд пожал плечами.
– Пора так пора, – сказал он. – Где мне сесть?
– Позади меня, – ответил Ноготь. – Давай, забирайся. Мешок не забыл?
Боамунд кивнул и надел шлем. Бормоча что-то себе под нос, Ноготь включил подачу топлива, откинул ножной стартер, встал на него и подпрыгнул.
Незачем и говорить, что проклятая машина не завелась.
Боамунд постучал его по плечу.
– Что ты делаешь? – спросил он.
– Пытаюсь заставить его двигаться, – ответил Ноготь.
– Ты думаешь, что вытащив из него эту штуковину и прыгая на ней, ты заставишь его двигаться? – поразился Боамунд. – Да что ты! Скорее уж он начнет брыкаться, а то, глядишь, и укусит тебя!
Можно, конечно, попытаться объяснить, подумал Ноготь, но зачем утруждаться? Он снова поставил пятку на стартер, приподнялся на сиденье и подпрыгнул. Как это часто случается, стартер выскользнул у него из-под ноги и больно ударил по голени. Ноготь выругался.
– Я же тебе говорил, – сказал Боамунд. – Почему ты не хочешь просто сказать волшебное слово?
– На него не действуют волшебные слова, тупой ты идиот!
Боамунд вздохнул и произнес нечто маловразумительное. Мотор мгновенно завелся, взревел и перешел в мягкое, сонное урчание. Не было и признака обычного дребезжания плохо пригнанных клапанов. Ноготь сел, слушая с открытым ртом. Даже эксцентрики звучали как надо!
– Давай наконец поедем, – сказал Боамунд. – У нас уйдет по меньшей мере час, если все, что эта штука делает, это…
– Как ты это сделал? – требовательно спросил Ноготь. – Он никогда не заводится с первого раза. Никогда. – У него было чувство, что его в чем-то предали.
– Очень просто, – ответил Боамунд. – Я сказал волшебное слово. Я все же не полный невежда, понимаешь ли.
Ладно, подумал Ноготь. Хорошего помаленьку. Ты сам напросился. Он убрал боковой упор, выжал рукоять сцепления на первую передачу и газанул. Переднее колесо обрадованно взмыло к небесам, и мотоцикл, визжа покрышками, ринулся вниз по дорожке, выруливая на Кэйрнгорм-Авеню. Уже подъезжая к воротам, Ноготь выжимал около пятидесяти, а когда они завернули за угол, он так круто развернул мотоцикл, что правая подножка задела асфальт, исторгнув фонтан искр.
Волшебные лошади могут идти ко всем чертям, думал он. Я ему покажу волшебных лошадей, этому здоровенному нахальному ублюдку.
Они выжимали уже под семьдесят, несясь вдоль по Сандерленд-Креснт и огибая припаркованные автомобили, закладывая виражи, как обезумевшая пчела, когда Боамунд наклонился и постучал Ногтя по плечу.
– Что? – крикнул тот через плечо. – Ты хочешь, чтобы я сбросил скорость?
– Нет, конечно, – ответил Боамунд. – Ты не можешь заставить эту штуку двигаться хоть немного быстрее?
Ноготь уже собирался сказать что-то подходящее к случаю, когда Боамунд пробормотал еще одну неразборчивую фразу, и дорога перед глазами Ногтя внезапно превратилась в размытое пятно. Он вскрикнул, но ветер сорвал крик с его губ. Вот показался мебельный фургон, прямо у них по курсу, и тут…
И тут они взлетели. Это было чистое касание: переднее колесо прочесало по крыше фургона; и скорее всего, ему еще придется наворачивать круги по свалкам техники, чтобы найти другое заднее крыло (а вы попробуйте-ка достать заднее крыло для Бонневилля 74-го года, посмотрим, как вам это понравится!), – но все же они были живы. И они были в воздухе.
– Опусти меня! – взвизгнул Ноготь.