Они отстоят от нас на семь тысячелетий!
…От мезолитических ребят и их даров удалось отделаться, и наши герои продолжили продвигаться к телецентру, который отстоял от разгромленного ночного клуба «Мамонтова пещера» на несколько кварталов. КамАЗ, ясное дело, бросили. Пришлось воспользоваться рейсовым автобусом, в котором, конечно же, никого не было.
Пустой, запертый телецентр показался Жене Афанасьеву диким и страшным. Все было погружено во тьму. С помощью молота Эллера и дикой силищи Альдаира удалось проникнуть внутрь запертого помещения главной студии Саратовского телевидения. В свое время Афанасьев работал тележурналистом, так что он прекрасно знал, как обращаться с техникой. Он указал, как следует навести камеру и расположить освещение, а потом сам встал перед объективом и сказал волнуясь:
– Уважаемые граждане города Саратова! Если кто-то из вас видит сейчас меня и в состоянии понять, немедленно позвоните в студию вашего телевидения. Телефоны студии 54-03-23, 55-54-21. Я очень прошу вас… откликнитесь! Откликнитесь, и да не оставит вас РАЗУМ!
Мороз пробежал по его коже. Он мгновенно представил себе одичавший, вычищенный от разума город, пустые глаза дикарей. Темные пещеры подъездов, мертвые лифты, брошенные автомобили с разбитыми фарами. Одичавшее, страшное, темное человечество.
Афанасьев повернулся к Ковалеву и Галлене, которые сидели на телефонах, а потом вдруг увидел, как прожорливый дион Поджо тянет в рот высоковольтный кабель. Женя взвился в воздух и крикнул:
– Не смей, идиот!!!
…Поздно. Зубы ненасытного кандидата в земные боги легко прокусили оболочку кабеля. Брызнул сноп искр.
От раздувшихся щек и вытянувшихся губ Поджо густо повалил дым. Его затрясло, и тут же студия погрузилась во тьму. Только слышно было, как Поджо, повалившись на пол, глухо мычит и повизгивает.
И тут прозвенел звонок. Телефонный звонок. Колян Ковалев протянул руку, но Афанасьев крикнул: «Не надо, дай я сам возьму!» и бросился к аппарату. Он схватил трубку и выдохнул:
– Говорите, я вас слушаю! – Молчание.
– Говорите же!..
Послышалось какое-то сдавленное мычание, вроде того, что издавал Поджо, закусивший высоковольтным кабелем. Афанасьев открыл рот, и тут в ухо ему брякнул надсадный, дикий вопль:
– Нимми, нимми!..
И – грохот. Афанасьев едва успел отстранить трубку от уха. А потом полились короткие гудки. Афанасьев повернулся к напрягшемуся, непривычно молчаливому Пелисье и спросил:
– Жан-Люк, что такое «нимми»? Ты не мог бы предположить?
Тот помолчал.
– Ну?
– «Нимми», – как будто нехотя начал Пелисье, – это… это подтверждает все худшие мои предположения! Нимми – это праформа niuma – «имя, заклинание, гадание». Праформа мощная, встречается в диалектах японского языка: riamae – «имя». Еще персидское пат, готское пато, английское пате. Возраст праформы – семь-десять тысяч лет.
– Значит, «имя, заклинание, гадание»? – тихо спросил Женя. – Стало быть, тот тип, который случайно набрал наш номер, заклинал трубку, накладывал на нее какой-то запрет?.. Принял мой голос за голос какого-то своего… племенного демона, нечистой силы?
– Да, – глухо ответил Пелисье.
Женя Афанасьев схватил телефонную трубку и принялся набирать номера разных городов России.