Бокал доктора время от времени вспыхивал отблесками огня, подобно мерцающему рубину, и вдруг озарил его лицо янтарным светом.
– Малокровие, – спокойно ответил Портос. – Кстати сказать, этот роковой недуг – проклятие всех его предков по отцовской линии.
Эти слова заставили меня задуматься. Возникал новый вопрос:
– Как вы думаете, почему он назначил наследником именно меня?
Доктор Портос ответил мне ясно и напрямик, без малейших колебаний.
– Вы принадлежите к другой ветви рода, – объяснил он. – Свежая кровь, знаете ли. Для барона это имело чрезвычайное значение. Он хотел, чтобы его древний род не прерывался. – Тут Портос резко встал, предупредив тем самым мои дальнейшие расспросы. – Именно так сказал сам барон, лежа на смертном одре. А теперь надо отдохнуть: завтра нам предстоит проделать значительный путь.
II
Мои теперешние несчастья заставили меня вспомнить слова доктора Портоса: «Кровь, свежая кровь…» Может ли это иметь какое-то отношение к мрачным преданиям, которые местные жители рассказывают о дядином доме? В таких условиях просто не знаешь, о чем и думать. Осмотр дома, проведенный мною вместе с доктором Порто-сом, оправдал мои худшие опасения: покосившиеся двери и оконные переплеты, осыпающиеся карнизы, стенная обшивка изъедена червями. Всей прислуги – одна супружеская пара, оба средних лет: именно они присматривали за домом с тех пор, как умер барон. Местные жители, по словам Портоса, – народ угрюмый и недружелюбный. В самом деле, когда наша повозка прогромыхала мимо небольшой деревушки, находящейся примерно в миле от дядиного дома, все двери и окна в ней были плотно закрыты, и мы не встретили ни одной живой души. Издалека дом пленяет какой-то готической красотой. Он не очень стар: большая его часть была заново отстроена на руинах огромного древнего здания, погибшего в огне. По прихоти владельца, при котором проводилась реставрация, – не знаю, был ли то мой дядя или кто-нибудь из его предшественников, – дом украсился всевозможными башенками, подъемным мостом с зубчатыми наблюдательными вышками и был окружен рвом. Когда мы вышли из особняка, чтобы осмотреть поместье, эхо наших шагов скорбно стенало, разносясь по всему этому великолепию.
Внезапно я увидел мраморные статуи и изъеденные временем обелиски, покосившиеся и словно сбившиеся в кучу. Казалось, это мертвецы, не нашедшие покоя, вырвались из-под земли и перелезли через древнюю, мхом поросшую стену, преграждающую вход во внутренний двор.
Доктор Портос язвительно усмехнулся.
– Старое семейное кладбище, – пояснил он. – Здесь покоится и ваш дядюшка. Он сказал мне, что хотел бы лежать возле своего дома.
III
Ну что ж, дело сделано. Не прошло и двух месяцев с моего первого визита, как мы уже переехали, и тут-то произошла та глубокая и печальная перемена, о которой я сообщил выше. Не только сама атмосфера дома – а ведь казалось, что даже камни здесь злобно перешептываются, – но и его окрестности, темные, словно застывшие деревья, все, вплоть до мебели, будто дышало враждой к привычной нам жизни – к той жизни, которая по-прежнему остается уделом счастливчиков, населяющих города.
В сумерки изо рва поднимается ядовитый туман, и у меня возникает такое чувство, будто между нами и внешним миром вырастает еще одна стена. Присутствие горничной, которую Анджелина привезла с собой из города, и слуги, которого мой отец нанял еще до моего рождения, не в состоянии развеять мрачные чары этого места. Кажется, даже упрямый здравый смысл этих людей начинает слабеть под воздействием ядовитых миазмов, сочащихся из каменных пор дома.