И тут дверь снова распахнулась и в палату вошел коренастый человек в темном костюме и шоферской фуражке. В руках у него была огромная корзина цветов.
— Добрый день, — сказал он, войдя, и обратился к больному, спросив его, как старого знакомого: — Como estas? Как ты?
— Неплохо, Мариано, спасибо. — Взглянув на цветы, Николас понял, что мать опустошила весь цветочный магазин «Мойзес Стивенс».
Рейна искала что-то в корзинке.
— Где шампанское? — спросила она.
— Здесь. — И Мариано показал ей бутылки, спрятанные под цветами.
— Ради Бога, мама! Шампанского мне никак нельзя! — запротестовал Николас.
— Оно не для тебя, а для врачей и сиделок, которые спасли твою жизнь.
— Я же говорил тебе, что опасности для жизни не было!
— Ах… — мрачно вздохнула мать. — Они всегда так говорят. Мариано, пойди принеси вазы с водой.
— Да, сеньора.
Когда он вышел, Рейна Оулд придвинула стул поближе к кровати и наклонилась к сыну.
— А теперь расскажи мне, что все-таки произошло, — велела она.
— Я лишился новенькой машины, — мрачно ответил ей сын. — А потом мне на голову свалился бронзовый светильник.
— Ну купи еще одну машину! Это не беда! Кажется, у тебя еще три автомобиля. Меня интересуешь ты и еще — твоя несчастная голова. — Она снова сокрушенно прищелкнула языком. — Бедняжка! Сибеллу тоже жалко, но она, кажется, не пострадала?
―Пострадал только дом. Боюсь, там предстоит серьезный ремонт, но я об этом позабочусь.
— Надеюсь, ты понимаешь, что им отлично известно, где ты бываешь. Por Dios, Нико! — Рейна Оулд перекрестилась. — А если бы машина взорвалась вместе с тобой? Madre mia!
— Полиция обязательно сообщит мне, что именно произошло, и мне объяснят, как обезопасить себя. Они хотят, чтобы я дал показания.
— Естественно! Они обязаны выяснить, чьих рук это дело. — Она протянула руку и потрепала сына по голове. — Обещай, что ты будешь осторожен.
— Мама, я не могу и не хочу жить в клетке! И не потерплю, чтобы мне указывали, как вести дела и вообще как жить! Ты прекрасно знаешь, что я на такое не пойду!
— Да… да… конечно, — успокаивала его мать. — Но тебе все-таки нужно поговорить с полицией, и прислушайся, пожалуйста, к их советам. Они в таких делах разбираются.
Николас ничего не сказал, но Рейна, глядя на его застывшее лицо, вздохнула. Упрямый, как все де Мора.
— Тебя здесь долго продержат? — сменила она тему. — Врачи здесь хорошие? Может, стоит позвонить сэру Уильяму Орпингтону? Он специалист по мозговым травмам…
— У меня не мозговая травма, а черепная, — ответил он, с трудом сдерживаясь. — Скорее всего меня выпишут к концу недели. Ради Бога, мама, не суетись!
Она с облегчением услышала в его голосе знакомые раздражительные нотки.
— А, вот и вазы! Мариано, поставь их, пожалуйста, сюда, у кровати.
И она стала расставлять цветы, в чем была мастерицей, весело болтая о всяких пустяках. Николас слушал ее с улыбкой, несколько раз даже засмеялся, и лицо его постепенно светлело.
Каждая ваза, живописная, как ренуаровский натюрморт, заняла свое место, и тогда он протянул ей руку.
— Извини, мама, но у меня действительно побаливает голова.
— Бедняжечка! — И она чмокнула его в лоб. — Отдыхай. Слава Богу, я удостоверилась, что ты вне опасности. Но с врачами я все-таки переговорю. Как, кстати, их зовут?
В отделе с самого утра все так суетились, что Тесса сразу догадалась — что-то произошло. Ее тут же вызвали на совещание к начальству, где она узнала про бомбу, которая взорвалась на Честер-сквер в час ночи. Из-за Харри Тесса утром задержалась и не успела прослушать новости на «Радио-4», но сделала вид, что уже в курсе.
Расследование поручили ей, и Тессе надо было прежде всего взять показания у человека, чью машину разнесло в клочья.