Но она довела это до предельной степени, до откровенного предательства. В глубине души Габриэль должна была признаться себе, что не может слишком сурово осуждать Бейб. Потому что понимала, как велико было искушение. Она не могла бы с уверенностью сказать, что не воспользовалась бы подобной возможностью, окажись сама на месте Бейб. Дин Пол был слишком желанным. И несколько месяцев спустя Габриэль обнаружила, что повторила порочный путь подруги…
— Говори об этом, девочка! — выкрикнул женский голос из толпы зрителей в «Флюидологии».
— Точно, — вторил ему другой. — Расскажи!
Улыбка Габриэль словно выплыла из глубин ее существа. Они подбадривали ее, их любовь и поддержка поднимали ее ввысь, а ведь она не произнесла еще ни слова. Даже сейчас, сегодня, она до мельчайших подробностей помнила то чувство, которое ее охватило и которое можно было описать единственным словом: возвышенное. Подчиняясь порыву, она сунула листочек с текстом в карман, прикрыла глаза и начала читать свое произведение наизусть, извлекая из памяти строку за строкой.
Он был.
Он был божеством, мифом, предметом страсти.
Но он принадлежал ей, она была подругой.
Вот я и резвилась, как девчушка
в кондитерской лавке —
Малышке можно посмотреть,
но трогать ничего нельзя.
Он был так горяч,
что оставалось только вспыхнуть.
И я хотела попасть в это пламя,
Так ярко он пылал.
Но он принадлежал ей, а она была подругой.
Пока он принадлежал другой —
Но он принадлежал ей, а она была подругой.
Пока он не стал моим —
И был больше, чем мечтой.
Я направилась прямиком к водопаду,
Который обрушивается с края мира,
Потому что он был так хорош,
а я поступила так дурно.
И он был моим, а я была его.
Но все, что я сделала, — это ведь чудо, верно?
Пока он не ушел.
И тогда я узнала ответ — нет.
Публика «Флюидологии» взорвалась какофонией звуков — аплодисментами, восторженными криками, свистом, бурными овациями. Габриэль застыла. Она стояла окаменев, не в силах справиться с шоком. Теори помог ей выйти из круга света на сцене. Затем он проводил ее в маленькую комнату за кулисами, предложил воды, записал номер ее телефона, пообещал позвонить и исчез. Для него рабочий день (точнее, ночь) только начинался.
Открытый микрофон в клубе превратился в еженедельный ритуал, и с каждым выходом Габриэль на сцену росли ее уверенность в себе и исполнительское мастерство. Поэты, поддерживавшие ее вначале, теперь ревниво на нее ополчились. Причина была проста: она слишком быстро завоевала любовь и внимание публики; у нее были бездонные запасы материала, и каждое ее стихотворение было лучше предыдущего. Давали ей преимущество и отношения с Теори, которые переросли в бурный роман.
Габриэль не воспринимала всерьез нападки недоброжелателей из «Флюидологии», и ее снисходительность лишь подстегнула их враждебность. Она хотела, чтобы ее успешные выступления в этом жанре стали чем-то большим, чем хобби. Однако попытки использовать влияние и возможности Эм-ти-ви ни к чему не привели. Записи поэтических произведений плохо продаются, каждая паршивая студия заявляла, что интерес к этому виду творчества практически нулевой. Когда Габриэль обращалась к литературным агентам, те также отказывали ей, называя современную поэзию абсолютно неконкурентоспособной на рынке. Ее же собственные попытки переговоров с издателями принесли лишь новые разочарования.
Теори попытался использовать свои связи в издательском мире, однако выяснилось, что его знакомый занимается лишь изданиями за счет автора. Но Габриэль вовсе не собиралась платить за то, чтобы увидеть собственные стихи опубликованными. Она намеревалась реализовать себя в поэзии как в профессиональной сфере и не считала ее средством удовлетворения собственного тщеславия.