Наконец Николай сошел на перрон, и мать обняла его, целуя и плача.
– Мама, но ты же болеешь? – спросил Нико
лай, когда мать выпустила его из объятий.
– Болею. Но теперь мне лучше, и я вышла
встретить тебя.
– А папа?
– Папа недавно уехал на Урал. Там новый
завод строит. Я сообщила ему телеграммой, что ты
приезжаешь, и он завтра же прилетит.
– А ты, мама, в самом деле болеешь?
Алевтина Сергеевна посмотрела на сына боль
шими, влажными от слез глазами.
– Ты же знаешь, что у меня слабое здоровье.
Папа уехал, и я почувствовала себя совсем плохо.
Врач Никита Федорович заверил мою телеграмму,
чтоб вызвать тебя. Я так по тебе истосковалась. Ну, дай я посмотрю на тебя. Ах ты мой морячок! Но если бы не папа…
Она не договорила, взяла Николая за руку, и они пошли.
Николаю неудобно было идти так с матерью. Чтобы отнять у нее свою руку, он решил поправить вещевой мешок, засунул пальцы за лямки, да так и пошел.
Город был прежним. Каким он его оставил. У продовольственных магазинов в очередях стояли женщины и старики со старыми залатанными кошелками. Краска на домах давно не обновлялась и сползала пятнами, отчего все дома выглядели рябыми. Ворота во двор у многих домов выломаны, очевидно, на дрова. Бледные ребятишки бегают в изодранных брезентовых туфлях на босу ногу, а запачканные заводской грязью ремесленники ходят в непомерно больших шинелях и тяжелых ботинках из яловой кожи.
Около самого дома, в котором жили Лизуно-вы, встретился Толя Зубихин. Он шел из школы. Николай хотел, чтобы Толя сейчас же пошел к нему, но Алевтина Сергеевна взяла сына за руку, сказала:
Коле надо отдохнуть после дороги. Приходи, Толя, завтра.
– Завтра с утра приходите с Аркашей,– сказал Николай, краснея оттого, что мать взяла его за
руку, как маленького.– Обязательно приходите.
Дома мать спросила:
– Кушать будешь?
– Буду, мама.
Алевтина Сергеевна ушла на кухню, а Николай прошел в свою комнату. Здесь все оставалось по-прежнему: кровать, покрытая светлым пикейным одеялом, столик, за которым он готовил уроки, этажерка с книгами, а на стене висела голова лося с широкими ветвистыми рогами – подарок отца ко дню десятилетия Николая.
В ящиках стола лежали его ученические тетради и учебники. Он развернул тетрадь по русскому языку и на первой странице увидел жирную тройку. На второй странице стояла жирная двойка.
"Куда все это,– подумал Николай.– Тетради надо выбросить, а учебники отдать ребятам".
– Иди кушать,– позвала мать.
34
На другой день зашли Толя Зубихин и Аркаша Заводчиков. Они долго расспрашивали о школе юнгов. Толя попросил у Николая примерить бушлат и бескозырку, а потом уже не снимал их, хотя в комнате было тепло.
– Знаете, какие морские узлы бывают? -
спросил Николай товарищей и, когда те признались, что о морских узлах они только что-то слыхали, но по-настоящему ничего не знают, принялся
показывать им на шнуре: – Вот этот узел вы, конечно, знаете. Это прямой узел, каким бабы и вообще все гражданские завязывают. А вот как вяжется рифовый. Попробуй, сорви его.– Он подал Толе
узел, тот потянул его за один конец, потом за другой, но узел держался.– А вот, смотри. Раз!…
И узла нет. Если бы найти подходящий трос, я показал бы вам беседочный и боцманский узлы. Они
посложнее. А вот "кошачьи лапки".
Толя спросил:
– А почему это говорят, что корабль идет со
скоростью стольких-то узлов в час?
– Неправильно говорят. "В час" не надо говорить. Просто: корабль идет со скоростью, например, тридцати узлов. Если корабль проходит один узел, то значит, что проходит он одну милю в час. Миля и есть узел. А чему равняется одна морская миля? Одной тысяче восьмистам пятидесяти двум метрам. Есть еще кабельтов. Это десятая часть мили.
Потом Николай рассказал о Соловках, о множестве рыбы в озерах, о древнем кремле.
Аркаша слушал внимательно, а потом сам рассказал другу, как они, ученики седьмого класса, собирали металлический лом, готовили подарки для бойцов фронта, организовали тимуровскую команду и помогали семьям тех, кто воевал.
– Толина фюзеляжная модель,– сказал
Аркаша,– установила новый городской рекорд.
– Правда, Толик?
– Правда.
– Трави баланду! – усомнился Николай скорее для того, чтобы щегольнуть морским словечком.
– Нет, правда, правда.
– Трави до жвака-галса!
– А что такое жвака-галс [TD11]1?
Николай снова овладел вниманием товарищей. Он рассказывал, а его слушали. Теперь он чаще вставлял "полундру", "амбу", "курс", "дрейф", "пеленг" и другие мудреные морские слова.
Аркаша все-таки выбрал момент в Николаевой трескотне, спросил:
– Захаров как там?
– Ничего, вкалывает.
1 Ж в а к а-г а л с – короткая цепь для прикрепления якорной цепи к судну. Здесь: "Трави до жвака-галса" – лги до конца, до последнего.
Толя сказал:
– А отец его здесь, в городе.
– Ну?!
– Правда, правда. По ранению приехал.
С костылями ходит. В ногу ранили его. Мы ему
сказали про тебя. Обещал зайти к вам.
– Вот здорово! Гурьку бы сюда. Нельзя. Не
отпустят.
– А тебя отпустили?
– Меня? У меня мать больная. Врач телеграмму заверил.
Николай почувствовал себя неловко и заторопился пригласить друзей на вечер, который решила устроить мать в честь его приезда.
Василий Михайлович Захаров зашел к Лизу-новым в тот же день.
– Моряк! – воскликнул он, глядя на Николая. – И Гурька мой таким же манером одет? Моряки – сила! На юге фашисты зовут их "черной
смертью". Очень боятся фашисты моряков.
Он то вертел в руках костыль, то клал его рядом с собой на стул, то ставил и опирался на него.
– Гурьян-то там как, а?
– Служит.
– Служит? Ишь ты! А школа ваша где находится?
– На Соловках. Остров есть такой в Белом море.
– Там монастырь, что ли, до революции был?
Николай рассказывал о Соловках, о том, как
ехали туда, как строили землянки, об учебе и первых выходах в море.
Василий Михайлович слушал, кивал головой, вздыхал, а иногда удивлялся:
– Скажите, а!
– В конце он справился:
– А фашистские самолеты у вас не бывают?
Ну, это хорошо, если они, подлецы, туда дорогу
еще не узнали. Я думаю поехать на Соловки. А что
мне здесь делать? Воевать я пока не могу, так хоть
с сыном повидаюсь. Сам-то ты когда собираешься
обратно уезжать?
– Он еще поживет дома,– вмешалась Алевтина Сергеевна.– Отпуск у него кончится через восемь дней, тогда и поедет.
– А… Конечно, конечно, пускай поживет,
отдохнет.– Василий Михайлович расспросил Николая о дороге и сказал, что завтра же оформит документы и отправится в путь. Он ушел, отказавшись от чая.
Вечером, когда к Лизуновым собрались гости, с Урала прилетел Кузьма Антонинович.
– Ну, моряк, как идет служба?
Отец обнял и поцеловал Николая, но при посторонних ни о чем больше спрашивать не стал.
К Николаю пришли Толя, Аркаша, Соня Пет-рухина и Зина Мамусина.
Соня Петрухина не спускала с Николая глаз. Она о чем-то шепталась с Зиной, бледной, застенчивой девочкой, жившей в одном доме с Николаем, через площадку напротив.
Когда закусили и напились чаю, Николай пошел со своими друзьями к себе в комнату.
Соня сказала, что в субботу в школе будет вечер седьмых классов, и Николай обязательно должен на него прийти.
Аркаша предложил написать юнгам письмо, обсудить его на вечере и потом послать с Николаем.
– О чем же мы напишем юнгам? – спросил
Толя.– О двойках да пятерках?
– И об учебе напишем,– ответил Аркаша.-
Ведь они тоже учатся.
– Учеба учебе рознь,– не сдавался Толя.-
Как ты думаешь, Николай?
Николай, конечно, не мог согласиться, чтобы школу юнгов Военно-Морского Флота равняли с гражданской школой. Но он не успел ответить Толе. Его опередила Соня:
– Вот и неправильно. За знания надо везде
бороться. А потом это интересно – переписываться с юнгами. Правда, Николай? Ведь вам тоже будет интересно получать от нас письма?
– Да, это неплохо придумано,– согласился
Николай. Он уже устал рассказывать про школу
юнгов и Соловки, а к нему все приставали с рас
спросами, и он отвечал неохотно и коротко.
Почти все примерили бушлат и бескозырку Николая. Толе хотелось примерить и тельняшку, но раздеваться при девочках было неудобно. А те заспешили:
– Пойдем, Соня, а то они решат еще и брюки
примерять.
Николай пошел проводить девочек. Зина простилась, как только вышли на площадку. Света на лестнице не было. Николай поддерживал Соню за руку, чтобы она в темноте не оступилась.
Когда спустились вниз, Соня спросила:
– На вечер придешь?
– Обязательно приду.
– А ты пораньше. К нам в класс приходи.
– Хорошо.
Николай наклонился и поцеловал Соню в щеку. Она отшатнулась и сказала:
– Ну вот, выдумал тоже. Я скажу матери.
И убежала.
Вскоре гости разошлись. Лежа в постели, Николай слышал, как в столовой нервно ходил отец. Доносились отдельные слова:
– Нехорошо… Не надо было этого делать… Права и обязанности у всех одинаковы… Ты портишь его…
А мать плакала.