Юлиан почувствовал, как каждый волосок у него на голове становится дыбом, потому что он прекрасно понял, что имел в виду Гордон.
— Нет! — начал он заикаться. — Не надо!
Нож Гордона блеснул, словно жало гремучей змеи.
— Поздно, малыш! — сказал Гордон с омерзительной ухмылкой. — Раньше надо было слушаться.
Юлиан захрипел. Сейчас Гордон
Оно не просто выпало из рамы, оно взорвалось, будто по нему ударили с обратной стороны кулаком. Целый водопад сверкающих осколков обрушился на горящий стол и на пол, и каждый осколок кричал о своей боли беззвучным, но явственным голосом.
Первые осколки коснулись пола, и волшебство исчезло. Время ускорилось, словно растянутая и затем отпущенная резина. Ужасные звуки смолкли, и Юлиан снова ощутил жару и раскаленный, уже непригодный для дыхания воздух. Оставалось всего несколько секунд на то, чтобы выбраться отсюда живым!
Гордон с жалобным стоном пытался подняться, но нога с поврежденным коленом подкашивалась под его весом. А пламя уже подбиралось к нему все ближе!
Юлиан повел себя автоматически, не задумываясь. Краешком глаза он видел, как отец поднял что-то с пола и выскочил за дверь, он видел также, что последний открытый к отступлению путь до двери через несколько мгновений замкнется кольцом огня. Но, вместо того чтобы воспользоваться своим последним шансом и спастись из огня, он бросился назад к Гордону.
Тот был уже со всех сторон окружен пламенем и кричал от страха. Когда Юлиан подбежал к нему, он выставил руки, чтобы защититься. Видимо, он думал, что мальчик вернулся добить его.
Юлиан попытался затоптать горящие опилки на полу, но сухая древесина тут же снова занималась огнем.
Он разогнался и ударил ногой в стену. Ветхие доски вылетели наружу. Юлиан ударил еще раз, чтобы увеличить дыру, потом нагнулся, подхватил Гордона под мышки и потащил его наружу.
Гордон вскрикнул от боли. Правая его брючина потемнела от крови, пламя уже лизало башмаки. Но он понял, что задумал мальчик, и стал ему помогать. Общими усилиями они выкарабкались из хижины, Юлиан оттащил Гордона как можно дальше от пылающей хижины, чтобы на него не рухнули горящие доски, затем отпустил его и выпрямился.
Гордон схватил его за руку и удержал. Лицо его посерело от боли, но в глазах стояло недоумение.
— Зачем ты сделал это? Ведь я хотел тебя убить, а ты спас мне жизнь!
— После поймешь, — сказал Юлиан, мягко высвободился и повернулся. Его отец стоял на углу и растерянно смотрел на него и на Гордона. Должно быть, он видел, что сделал Юлиан, и так же мало понимал, как и Гордон. В правой его руке что-то серебристо поблескивало.
Юлиан обежал вокруг хижины. Изо всех щелей валил дым и вырывалось пламя, жара даже здесь, снаружи, была уже почти нестерпимой. А старик оставался там, внутри, и, может быть, был еще жив!