Похоже, что так, — ответил Филипп и пожал плечами. — Я сам не могу этого понять как следует.
Сатина встала и заходила по маленькой комнате, как будто мысли в ее голове крутились с такой скоростью, что усидеть было нельзя.
— Люцифер болен, — бормотала она. — Умирает. Поверить невозможно. И выбирает человека, который заменит его на троне. Почему? Люцифер ненавидит людей. Почему он не выбрал какого-нибудь дьявола?
— Ты не знаешь Сёрена, — сказал Филипп. — Я думаю, что нет никого другого, кто больше подходит для замены Люцифера на троне. А злобных людей Люцифер очень любит.
— С другой стороны, это означает, что ему не очень нравишься ты, Филипп. — Она остановилась перед зеркалом и поймала взгляд Филиппа. — Он говорил, какая у него болезнь?
— Нет. Ты сама слышала его разговор с Мортимером на эту тему. Он этого не знает, и никто этого не знает.
— Но ведь нельзя ни с того ни с сего заболеть, — запротестовала Сатина, и Филипп услышал панику в ее голосе. — Должна быть какая-то причина! Что-то он съел или выпил. Должно быть что-то!
— Может быть, это возраст, — сказал Филипп. — Иногда с возрастом люди становятся больными, и тогда..
— Нет! — почти закричала Сатина. Она повернулась к нему, и он увидел слезы в ее синих глазах. — Ты говоришь о людях, а не о дьяволах. Дьяволы стареют, да, они болеют, но они не умирают! Люцифер пишет, что он начал чувствовать себя плохо около двух недель назад.
* * *
— Вот он! — Сатина вынула из глубины шкафа небольшой альбом.
Они сидели в комнате Сатины. Филипп был несколько разочарован, увидев, какой обыкновенной была эта комната. Кровать, шкаф, письменный стол, на котором в беспорядке лежали тетради и всякие разрисованные листочки. Полка с книгами, игры, украшения и фотографии подруг. На стенах висели афиши с портретами кумиров из «Ungrateful Dead» и» Soul Devour»[10], судя по всему, это были рок-группы.
В клетке, стоявшей на полу, жил любимый домашний зверек Сатины, не хомячок и не мягкий пушистый кролик, а паук по имени Спиннер.
Она спросила Филиппа, не хочет ли он подержать его, но Филипп, который вообще-то не боялся пауков, решил, что держать в руках перламутрового, размером с кулак, тарантула, пожалуй, перебор. Лучше будет, если он останется в клетке — и для паука и для Филиппа.
Филипп подвинулся, и Сатина села рядом.
— Давай посмотрим. Лет ему немного. Он, наверное, из двадцатого или двадцать первого?
Филипп покачал головой:
— Двадцатого или двадцать первого чего?
— Класса, конечно.
Она стала перелистывать страницы, замелькали рога, крылья и острые зубы в улыбках как с рекламы зубной пасты.
— Из двадцать первого класса? Скажи мне, сколько же лет вы тут, в Подземном царстве, учитесь в школе?
— Сто десять лет, — ответила Сатина, и Филипп с уважением присвистнул. — Хочешь посмотреть мою фотографию?
Она перевернула несколько страниц, и Филипп наклонился посмотреть.
Сатина тут же стала листать дальше.
— Эй, я же не успел рассмотреть!
— Смотреть не надо, — коротко ответила она. — Я забыла, какое плохое здесь фото. Не стоит смотреть.
Это была ложь. Филипп слышал это хорошо, также как слышал бег паука по клетке. Что-то было на той фотографии, которую она не хотела показывать, и это не имело отношения к ее внешности. Ему внезапно очень захотелось посмотреть на эту фотографию.
Сатина продолжала перелистывать альбом, оба внимательно смотрели на лица многочисленных дьяволов.
— Это он! — воскликнули оба одновременно и указали на фото в верхнем левом углу.
Никаких сомнений не было. С маленькой портретной фотографии широко улыбался мальчик-варгар, показывая острые как шило крысиные зубы.