Люди в охапках тащили в свои машины десятифунтовые мешки с рисом, несли коробки с консервированным молоком и туалетной бумагой.
В конце концов, пришлось закрыть двери и впускать по нескольку человек.
Мама немного волновалась, потому что ждет ребенка и хочет питаться правильно. Сейчас она слегка располнела, и можно почувствовать, как ребенок шевелится.
Маме рожать в мае. Может быть, ребенок появится в мой день рождения, 9 мая!
Воскресенье, 14 декабря 1941 года
Оаху, Гавайи
Папа и Энди почти закончили затемнять кухню и спальню, делать их полностью светонепроницаемыми.
За прошедшую неделю (поверить не могу, что прошла всего неделя — такое чувство, словно я прожила десять жизней) мы укрыли простынями окна, но этого недостаточно.
В четверг вечером уполномоченные по противовоздушной обороне пришли к нам и сказали, что из окна кухни пробивается свет. (Света не должно быть видно от заката до рассвета, и в это время гражданскому населению запрещено находиться на улицах.) Затемнение необходимо, что бы никто случайно или намеренно не мог подать сигнал японцам, если они вернутся.
Мама считает затемнение очень глупой затеей потому что, пока ремонтируют корабли и самолеты, Пёрл-Харбор по ночам ярко освещен. Папа сказал, что военные утверждают, будто могут мгновенно погасить огни, если будет такая необходимость. Маму такое заявление не вполне удовлетворило.
Энди лазил повсюду, затыкая щели газетами. Теперь они с папой красят все окна в обеих комнатах в черный цвет, чтобы не пробился ни один луч света.
Иногда по ночам становится слишком душно с закрытыми окнами, и одно мы открываем. (Мы все спим в комнате мамы и папы — Энди притащил свой матрац, а я все еще сплю в спальном мешке.) Я не могу заснуть, пока хоть немного не почитаю. Поэтому на всякий случай сначала залезаю в спальный мешок, а потом уже включаю свой фонарик.
Теперь мы проводим большую часть времени в кухне или в спальне, потому что только в этих комнатах есть затемнение.
Вторник, 16 декабря 1941 года
Оаху, Гавайи
Мама спросила, хочу ли я увидеть Кейм. Я и хотела, и не хотела. Конечно, мама тут же почувствовала, что происходит у меня в душе. Голосом, в котором звучало «давай сразу приступим к сути дела», она сказала: «Кейм не виновата».
Мы решили поехать к ней завтра.
После 7 декабря школьных занятий не было. Военные заняли здания нашей школы и превратили их в административные офисы и центры обработки информации.
Военным потребовались не только здания, но и учителя. Теперь учителя ходят из дома в дом, помогая собирать отпечатки пальцев всех жителей старше шести лет, чтобы раздать всем удостоверения личности.
Нам придется постоянно носить с собой удостоверения. Энди говорит, что это, кроме всего прочего, поможет быстрее опознать наши трупы в случае новой атаки. Это меня здорово успокоило.
Возможно, в школу мы не будем ходить до февраля, мне это нравится. Я люблю проводить время с семьей, особенно помогать маме.
Среда, 17 декабря 1941 года
Оаху, Гавайи
Я нервничала все время, пока мы ехали к дому Арата, но, увидев милое лицо Кейм, сразу поняла сердцем, как сильно скучала по ней. Я крепко обняла ее и почувствовала, как она напугана, я увидела это на ее лице.
Кейм приготовила чай, и мы сидели в кухне, пока она рассказывала нам, что произошло.
Вечером в воскресенье, после атаки, несколько военных полицейских и человек из ФБР пришли поговорить с ее отцом.
Они спросили, есть ли у него радио, а когда мистер Арата показал, они забрали радио в машину, сказав, что хотят осмотреть его в лаборатории.
Один из военных полицейских снял со стены в гостиной фотографию и самурайские мечи и тоже отнес их в машину. Тем утром Кейм посоветовала отцу спрятать их, но он ее не послушал.
После этого ее отец в сопровождении человека из ФБР поднялся в спальню. Вернулся он с небольшим чемоданом.