То был обсидиановый нож с рукояткой, инкрустированной серебром и бирюзой. Тот самый, который Цветок Пустыни, похитив, передала мне и который я, по ее настоянию, просунул сквозь решетку в клетку Теноча.
— Я не виню тебя в воровстве, несмотря на то что кинжал пропал из моей спальни в ночь твоего появления в моем доме, не обвиняю и в том, что ты передал его Теночу, хотя ацтек бежал именно с помощью ножа, перерезав глотки двум спящим часовым. Я не обвинял тебя тогда, не собираюсь обвинять и сейчас. Уверен, у тебя были для этого достойные основания. Однако помни об этом всякий раз, когда тебя будет искушать гнев, жалость к себе, жажда мести или раскаяние. У тебя слишком много важных дел, дел, которые требуют от тебя неколебимой стойкости и усердия. Ты должен полностью сосредоточиться на них и не можешь позволить себе отвлекаться. На кон поставлена твоя жизнь, будущее, наша работа. Все зависит от твоей сосредоточенности на этом в ближайшие несколько месяцев. Сможешь ли ты ни на что не отвлекаться? Сможешь ли оставаться твердым как камень?
Я должен был ответить «да». Сказать иное значило признать свою причастность к бегству Теноча, и, хотя Звездочет подозревал меня в этом, я знал, что моего признания он не хочет. Признайся я в своем поступке, это стало бы для старика тяжким ударом.
Мое лицо осталось бесстрастной маской, не выдававшей охвативших меня чувств.
— Я буду подобен граниту, — пообещал я.
— Клянешься?
— Клянусь! Дело прежде всего.
Достоинством этого заявления являлось то, что оно было одновременно и уместным, и правдивым.
Хотя я все еще сомневался, что смогу достойно выполнить обязательство. Мое первоначальное потрясение быстро перерастало в мстительную ярость и желание заставить Теноча заплатить за все.
Цветок Пустыни значила для меня слишком много.
— Отправляйся как воин, — произнес Звездочет, подавшись ближе и заглянув мне в глаза, — и на пути в Тахин думай как воин. Будь готов действовать мечом, копьем и щитом. Но знай, не все твои враги ждут тебя на поле боя. И возьми это.
Он вручил мне вложенный в ножны обсидиановый клинок, отнявший жизнь Цветка Пустыни, поднялся на ноги и покинул Дом жары, закрыв за собой дверь.
Я остался один в черной пустоте. Пальцы мои поглаживали рукоять из черного дерева, а голова шла кр
Пять дней перед выступлением в поход Звездочет провел, старательно поучая меня во всем том, что должно было составлять в дороге мои обязанности. Прежде всего, мне надлежало денно и нощно следить за ходом времени. Правда, не в одиночку — хранитель часов из Звездного храма отправился с нами, чтобы помогать мне. Отслеживать в пути ход времени было чрезвычайно важно, ведь иначе в случае вражеского нападения мы могли бы оказаться в неведении насчет того, сколько часов осталось до заката или, наоборот, до рассвета. Расчет времени в движении был сложнее, чем на месте, однако, используя звездные кресты и удаленные объекты, мы могли осуществлять его с достаточной точностью.
Другой моей задачей было следить за направлением движения. Никаких дорог ни в горах, ни дальше до самого побережья не было и в помине, так что приходилось следовать узкими тропами, протоптанными бродячими торговцами. Но в случае нападения и вынужденного отхода с известной тропы было принципиально важно иметь возможность определить, в каком направлении следует двигаться, чтобы кратчайшим путем вернуться в Толлан, или куда посылать гонцов за подмогой.
Поскольку боги следуют по небу установившимся путем, переходя из одного созвездия в другое, я, соотносясь с положением светил, мог определить наше положение на земле, измерив угол между каким-нибудь наземным объектом, например горой, и тем или иным звездным богом.[23]
Звездочет неоднократно напоминал мне о категорической недопустимости малейших просчетов. За допущенную ошибку меня убили бы на месте, однако в правильности своих расчетов я не сомневался. Другое дело, земля, по которой пролегал наш путь, — здесь нельзя было быть уверенным ни в чем.
«Да-да, тебе ведомы пути богов, но, пожалуй, даже важнее то, чтобы ты ведал их волю».
Конечно, на самом деле постигать желания и намерения богов было обязанностью правителя. Но он, в свою очередь, обращался к придворному звездочету, дабы тот истолковал те или иные небесные знаки, ведь правитель, неспособный общаться с богами и угождать их прихотям, бесполезен для своего народа.
Ай-йо! Как многократно указывал мне Звездочет, астроном, неспособный подсказать правителю верные решения, бесполезен для этого правителя, и очень скоро его ждал путь вверх по лестнице жертвенной пирамиды, на священный алтарь, где будет вырвано его сердце.
Когда наша процессия шествовала к восточным воротам, дабы покинуть город, вдоль пути следования выстроились тысячи людей. При появлении трона властителя все склоняли головы и смотрели себе под ноги, ибо никто не дерзнул бы встретиться с правителем взглядом. Головы детишек взрослые пригибали, чтобы те, по глупости, не допустили оскорбления правителя. Лишь когда трон проносили дальше, подданные получали возможность свободно любоваться процессией.