Фил успел переброситься несколькими словами с солнцевскими, которые частенько проводили здесь вечера - кормили здесь по-восточному вкусно и обильно, да и место было не чужое, спокойное.
- Сань, у Кабана проблемы, - шепнул Фил Белому.
- Давай об этом потом. - Саша глазами указал на гостей. - Ну что, друзья... - поднял рюмку Саша и проследил, у всех ли налито.
- Если позволите, - с заметным акцентом начал седой Абдула-Нури. - Я скажу, а Фархаджун будет переводить. Один великий мыслитель сказал следующие слова...
И он заговорил гортанно и красиво. Но абсолютно непонятно. Напевная речь была похожа на стихи.
Пацаны, переглядываясь, томились с поднятыми рюмками. Когда Абдула-Нури окончил торжественную речь, повисла напряженная тишина.
- Не тормози, Фарик, - ткнул в бок чуток отлетевшего друга Саша.
Фара встрепенулся и действительно заторможенно, но от этого еще более торжественно начал переводить:
- Уважаемый Абдула-Нури говорит: "Никогда не теряй своих друзей. И пронеси эту дружбу в своем сердце через всю свою жизнь". Короче, за вас, пацаны! - скомкал перевод Фара.
- Коротко и ясно, - одобрил Саша. Несколько заплетающимся языком Фара продолжил, перебирая длинными красивыми пальцами свои небесно-голубые четки из горной бирюзы:
- Всю красоту и мудрость этого четверостишия невозможно перевести, многозначительно завелся он.
- Начинается, Фарик! - Саша с удовольствием встряхнул друга за плечи. - Ты мне еще в армии мозги компостировал мудростями своими. Ты короче скажи!
- Ты мне друг, - как мог коротко сказал Фара.
- Ну это по-нашему, по-пацански! - обнял его Саша.
- Честно говоря, - тихо сказал Фархад, - я этих с равнины через раз понимаю, но то, что они вас зауважали, - это точно.
Абдула-Нури, поглаживая свою короткую седую бороду, что-то спросил Фару на своем наречии.
- Он говорит, как здоровье твоих родителей, жены и детей? Ты, кстати, женат?
- Месяц скоро, - признался Саша.
- Ну? - обрадовался Фара. - И молчишь!.. А кто она?
Саша достает из бумажника фотографию Оли в вечернем платье и со скрипкой в руках. Это был снимок с выпускного концерта в консерватории. Саша не зря носил с собой именно этот снимок. На нем Оля необычайно была похожа на себя: веселая, задорная, настоящая.
- О! Красавица! - цокнул языком Фара. - Выступает?
- Нет, дома сидит, - кратко ответил Саша.
- Можно я своим покажу?
Саша кивнул и передал фотографию.
Ни Саша Белов, ни его друзья, накинувшиеся на закуски, ни Фара со своими таджиками, которые, уважительно цокая языками, передавали друг другу фото Сашиной ханум, не смотрели на эстраду.
Джазовый оркестр, выступавший там, играл тихо и ненавязчиво. Партию скрипки в оркестрике исполняла не кто иная, как Оля, та самая жена, которой он сейчас так гордился.
- Уважаемый Абдула-Нури говорит, что ты поступаешь как настоящий мужчина - старшая жена должна хранить дом и воспитывать детей.
Саша согласно закивал:
- У нас в России следующий тост принято выпивать за родителей. Я предлагаю выпить за родителей. Тех, которые живы...
Одновременно Саша услышал знакомый голос и увидел вытянувшиеся лица таджиков: они, все трое, как один, смотрели то на фотографию, то на сцену. Оля, стоя вполоборота к залу, пела композицию из репертуара Эллы Фицджеральд.
Деликатные таджики опустили глаза в тарелки.
Космос опрокинул в себя внеочередную рюмку. А Пчела на противоположном конце стола медленно и демонстративно зааплодировал. Дальнейшую сцену можно было бы назвать немой, если бы Оля не пела. Она смотрела на поднимающегося Сашу, и голос ее звучал все тише и тише. Словно кто-то поворачивал рукоятку настройки громкости.
- Я сейчас, - резко поднялся из-за стола Саша...
* * *
- Оленька, ну что ты так переживаешь? - выпятив нижнюю губу, выпустил струю дыма Виталик. - В конце концов, ты ведь не в стриптизе танцуешь.