Но все же, думая о нем спокойно, отвлекаясь от его личного обаяния и вспоминая его циничные высказывания и взгляды, я сознавал, что сэру Джорджу нельзя доверять.
Так думал не только я -- того же взгляда придерживалась и Мэри, обладающая тонкой женской интуицией.
Теперь остается рассказать лишь о Мэри, моей племяннице. Когда лет пять тому назад умер брат и она осталась одна на всем свете, я взял ее к себе. С тех пор она для меня словно родная дочь. Мэри -- солнечный луч в моем доме -- такая ласковая, чуткая, милая, какой только может быть женщина, и к тому же превосходная хозяйка. Мэри -- моя правая рука, я не могу себе представить, что я делал бы без нее. И только в одном она шла против моей воли. Мой сын Артур любит ее и дважды просил ее руки, но она каждый раз отказывала ему. Я глубоко убежден, что если хоть кто-нибудь способен направить моего сына на путь истинный, так это только она. Брак с ней мог бы изменить всю его жизнь... но сейчас, увы, слишком поздно. Все погибло!
Ну вот, мистер Холмс, теперь вы знаете людей, которые живут под моей крышей, и я продолжу свою печальную повесть.
Когда в тот вечер после обеда мы пили кофе в гостиной, я рассказал Артуру и Мэри, какое сокровище находится у нас в доме. Я, конечно, не назвал имени клиента. Люси Парр, подававшая нам кофе, к тому времени уже вышла из комнаты. Я твердо уверен в этом, хотя не берусь утверждать, что дверь за ней была плотно закрыта. Мэри и Артур, заинтригованные моим рассказом, хотели посмотреть знаменитую диадему, но я почел за благо не прикасаться к ней.
-- Куда же ты ее положил? -- спросил Артур.
-- В бюро.
-- Будем надеяться, что сегодня ночью к нам не вломятся грабители, -- сказал он.
-- Бюро заперто на ключ, -- возразил я.
-- Пустяки! К нему подойдет любой ключ. В детстве я сам открывал его ключом от буфета.
Он часто нес всякий вздор, и я не придал значения его словам. После кофе Артур с мрачным видом последовал в мою комнату.
-- Послушай, папа, -- сказал он, опустив глаза. -- Не мог бы ты одолжить мне двести фунтов?
-- Ни в коем случае, -- ответил я резко. -- Я и так слишком распустил тебя в денежных делах.
-- Да, ты всегда щедр, -- сказал он. -- Но сейчас мне крайне нужна эта сумма, иначе я не смогу показаться в клубе.
-- Тем лучше! -- воскликнул я.
-- Но меня же могут посчитать за нечестного человека! Я не вынесу такого позора. Так или иначе я должен достать деньги. Если ты не дашь мне двести фунтов, я буду вынужден раздобыть их иным способом.
Я возмутился: за последний месяц он третий раз обращался ко мне с подобной просьбой.
-- Ты не получишь ни фартинга! -- закричал я.
Он поклонился и вышел из комнаты, не сказав ни слова. После ухода Артура я заглянул в бюро, убедился, что драгоценность на месте, и снова запер его на ключ.
Затем я решил обойти комнаты и посмотреть, все ли в порядке. Обычно эту обязанность берет на себя Мэри, но сегодня я решил, что лучше сделать это самому. Спускаясь с лестницы, я увидел свою племянницу -- она закрывала окно в гостиной.
-- Скажите, папа, вы разрешили Люси отлучиться? -- Мне показалось, что Мэри немножко встревожена. -- Об этом и речи не было.
-- Она только что вошла через черный ход. Думаю, что она выходила к калитке повидаться с кем-нибудь. Мне кажется, это ни к чему, и пора это прекратить.
-- Непременно поговори с ней завтра, или, если хочешь, я сам это сделаю. Ты проверила, все хорошо заперто?
-- Да, папа.
-- Тогда спокойной ночи, дитя мое. -- Я поцеловал ее отправился к себе в спальню и вскоре уснул.
-- Я подробно говорю обо всем, что может иметь хоть какое-нибудь отношение к делу, мистер Холмс. Но, если что-либо покажется вам неясным, спрашивайте, не стесняйтесь.
-- Нет, нет, вы рассказываете вполне ясно, -- ответил Холмс.