Молодые супруги отбыли к месту службы Павла Яковлевича в Екатеринодар, а через год, летом 1906 года, переехали в Житомир.
Здесь в доме No 5 по Дмитриевской улице Королевы сняли недорогую меблированную квартиру из трех небольших комнат и устроили в них гостиную, спальню и кабинет. В пятнадцати минутах ходьбы находилась первая мужская гимназия, где Павел Яковлевич начал преподавать. Жили скромно.
Мария привыкла к достатку. Родители ей ни в чем не отказывали. Считать деньги она не умела, это, в свою очередь, раздражало Павла Яковлевича. Словом, семейная жизнь не заладилась с самого начала. К тому же Мария не могла продолжать образование, к которому так стремилась.
...Павел Яковлевич не заметил, как дошел до конца улицы, вернулся назад и оказался около своего дома. Он замедлил шаг и подумал: «Если сейчас встречу мужчину – родится мальчик, а если женщину...» Он не успел загадать, как увидел, что из дома вышла женщина, та самая, за которой он бегал. Павел Яковлевич улыбнулся про себя: «Вот тут и гадай», и пошел быстрее.
Теща встретила его в прихожей, счастливая.
– Сын, Павлуша! Сын! Поздравляю... А у нас с дедом внук... Дождались...
Королев кинул на вешалку шинель и пошел было в спальню, но Мария Матвеевна остановила его:
– Куда ты такой с мороза-то. Застудишь маленького. Да и Мария утомилась, задремала, не торопись...
Павел Яковлевич на цыпочках ходил по крашеному деревянному полу соседней комнаты – кабинету, стараясь не тревожить жену. Остановился, через приоткрытую дверь с нежностью посмотрел на ее красивое, утомленное лицо, утонувшее в подушке.
«Милая моя, любимая», – подумал Павел Яковлевич. Он был так счастлив в эти минуты, что забыл все размолвки с женой, даже последнюю, случившуюся совсем недавно. Оказалось, что Павел Яковлевич ревнив. Он и сам не подозревал об этом, но уж очень хороша была девятнадцатилетняя Мария рядом с тридцатилетним замкнутым, коренастым мужем. Павел Яковлевич не любил, когда жена наряжалась модно, в яркие платья, и хотел, чтобы она одевалась соответственно положению.
– Но мне же, Павел, не тридцать. И мне хочется петь и танцевать... – И начала кружить его по комнате.
Павел Яковлевич вырывался, что-то говорил и наконец сдался.
– Ну, ну, хорошо, будь по-твоему, одевайся как хочешь...
Его воспоминания прервал голос Марии Матвеевны.
– Счастье-то какое. Вот дед Микола обрадуется: казак родился. В нашу породу. Здоровенький, – слышал счастливый отец, как говорила теща, пеленая младенца. – Глаза-то темные, как уголечки, а лобик-то отцовский. Под Новый год родился, счастливым будет. Примета такая. – И положила внука в детскую плетеную коляску. Вышла к Павлу Яковлевичу и, обняв по-матерински, достала из широкой юбки небольшой сверток, положила его на письменный стол.
– Это вам от нас с дедом. Расходов теперь прибавится. Лавчонка-то хоть и маленькая, а доходы все же есть, и не хуже, чем у других. Да и на «зубок» – удастся ли приехать, еще не знаю.
– Спасибо! Только мы, Мария Матвеевна, ни в чем не нуждаемся. Да и не привыкли. – Павел Яковлевич помолчал. – Только от вас и возьму, мамаша, зная ваше расположение ко мне. Поблагодарите от нас и Николая Яковлевича.
В этот момент всхлипнул ребенок. И не по летам грузная, но очень подвижная Мария Матвеевна кинулась к внуку. Мария Николаевна открыла глаза.
– Мама, покажи мне сына.
Бабушка ловко достала из колыбели младенца и поднесла его к матери.
– А когда кормить его?
– Он сам об этом скажет. Знаю, четверых вас вырастила. Как захочет есть, такой рев подымет!
Павел Яковлевич подошел к жене, взял ее руку и благодарно поцеловал, потом чуть убавил огонь лампы под потолком, чтобы свет не мешал сыну, и, не желая показывать охвативших его чувств, поскорее ушел в другую комнату.
...По сей день сохранилась церковная метрическая книга.