Эверетт описывает, как несколько членов племени общались с «духом», которого сам ученый видеть не мог; в другой раз Эверетт чуть не погиб, согласившись по просьбе племени отпугнуть злого духа, но вовремя обнаружил, что на сей раз злой дух вполне реален, и это ягуар. Не было у пираханцев ни мифов о сотворении мира (лес и река, по их представлениям, существовали всегда и в Творце не нуждались), ни легенд, ни детских сказок. Пираханцы живут только настоящим – для них не существует ни прошлого, живых свидетелей которого не осталось (так что эвереттовские пересказы евангельских историй казались слушателям абсурдными), ни будущего. Точнее, индейцам понятна сама концепция времени, но прошлое без конкретной привязки к настоящему им кажется неважным, а их способность к планированию будущего ограничена умением запастись продуктами на день-два вперед. Журналист из New Yorker Джон Колапинто, отправившийся с Эвереттом в одну из экспедиций, пишет, что маленький индеец сделал из дерева модель самолета, на котором прилетели "белые люди", однако уже через пару дней эта модель, забытая даже автором, валялась в грязи. Улетевший самолет исчез из реальности, которая интересует пираханцев, а значит – исчез совсем.
Сам по себе факт пренебрежения прошлым и будущим не является свидетельством уникальности пираханцев. Схожие культурные особенности исследователи наблюдали во многих оторванных от цивилизации обществах и даже выдвинули несколько гипотез, объясняющих этот феномен (одна из самых убедительных заключается в том, что народу, которому ежедневно приходится бороться за выживание, гораздо важнее уметь справляться с текущими напастями, нежели фантазировать о том, что произойдет или могло произойти). Однако язык пираханцев, вернее ограничения, заложенные в него, аналогов не имеют.
Не каждый охотник желает знать
Впрочем, вернемся к Эверетту. К 1978 году он освоил пираханский язык настолько, чтобы понимать, что полученного им багажа знаний для работы с пираханцами недостаточно. Но не было бы счастья, да несчастье помогло. В 1978 году бразильское правительство разорвало контракт с миссионерской организацией, пославшей Эверетта в Бразилию, и у новоявленных миссионеров не осталось выбора: чтобы получить право жить рядом с племенем, супруги должны были доказать, что занимаются научной работой. Эверетт поступил в государственный университет Campinas в Сан-Паоло (UNICAMP), где познакомился с теориями Ноама Хомского, человека, под сенью работ которого оказалась вся современная лингвистика. Увлечение Эверетта идеями Хомского привело к тому, что посвященная языку пирахан диссертация, которую Эверетт защитил в 1983 году, была написана с позиции убежденного хомскианца. Все не укладывающиеся в модель Хомского примеры Эверетт или «подтянул», дабы практика отвечала теории, или попросту выкинул, потому что объяснить их в рамках выбранной модели было невозможно. В каком-то смысле он поступил со случаями, не укладывающимися в его представление о реальности, так же, как маленький индеец поступил с самолетом.
На переосмысление сделанной работы у Эверетта ушло почти двадцать лет. Все это время ученый продолжал изучать пираханский язык, пытался – без особого успеха, впрочем – перевести-таки Евангелие от Луки на пираханский и пробовал найти другие подходы к изучению пираханского, поскольку модель Хомского, с одной стороны, не позволяла объяснить все особенности языка, а с другой – казалась Эверетту слишком громоздкой. В 1999 году он в очередной раз приехал в Бразилию и понял, что лгать себе нет смысла: равнодушие индейцев к библейским историям, их непонимание метафорической важности событий, предположительно случившихся две тысячи лет назад, странным образом заразило и Эверетта. Он публично заявил, что отказывается от миссионерской работы, поскольку в бога больше не верит.