– Да ведь теперь не о том речь! – Голечек стукнул кулаком по столу.
– О чем же? – спросил Боура и поднял взгляд на собеседника.
– Взять да исчезнуть ни с того ни с сего не может никто. Вы понимаете, есть же…
– …пределы физически возможного, знаю; вы уже говорили об этом, рассматривая отпечаток американского сапога. Физические пределы! Как будто это так уж важно! Знаете, на своем веку я успел кое-что повидать, а прочитал и того больше; и все же никогда ничто не казалось мне более естественным, чем воскрешение дочери Иаира. Я видел умершую девушку… Ах, в чудовищном механизме нашего мира единственно подлинным и естественным остается чудо. Только оно соответствовало бы человеку по самой своей сути…
– Чудо, конечно! – проговорил Голечек. – Кого-то спасти, излечить немощных и прежде всего – воскресить тех, кто умер молодым. Но для чего все то, что я сейчас видел? Кому это на пользу? Если уж это чудеса – то почему они столь бесцельны? Из этого ничего, – увы! – ничего не следует.
– Даже если из этого ничего не следует, даже если это ни на что не годится! Чудо остается чудом… И внутри нас свершается такое, что, вероятно, не имеет иной цели… кроме собственного совершенства. Нежданные проблески свободы… Пусть всего лишь проблески! Вот если бы