– Не так уж плохо, – сказал он. – Хотя глаз откроется через несколько дней.
– Почему Луон его не остановил? – пробубнил Гордий. Он всхлипывал, рот у него был полон льда. – Марит всё продолжал и продолжал. Почему Луон не вмешался и не остановил его?
– Зачем ему связываться с Маритом? Ради тебя? Ты такого не стоишь. Даже наоборот, – сказал Жак, – ему выгодно, что Марит выпустил пар, отлупив тебя, а не… ну ты понимаешь. Не его самого.
Избитое лицо Гордия помрачнело.
– Разве не он тут главный? Главный должен вести себя по-другому.
– Я не уверен, что ты правильно понимаешь, каково это – быть главным здесь, среди этих людей, – сказал Жак. – По-моему, нос у тебя не сломан.
Почему-то от этого известия Гордий захныкал.
– Тише, – неуверенно проговорил Жак, – вот тебе ещё лёд.
– Нам тут не выжить, ни тебе, ни мне! – сказал Гордий, превозмогая рыдания. – Сегодня они отыгрываются на мне, а завтра будет твоя очередь. Стоит им чуть разозлиться, расплачиваемся за всё мы двое. Нас изобьют до смерти. В самом прямом смысле. И хуже всего то, что мы ничего не можем сделать!
– Надо выбираться из этой каменюки, – сказал Жак, бросив взгляд через плечо.
Позади него включились три бура, каждый в своей комнате. Давиде, Э-дю-Ка и Мо взялись за работу; Луон наблюдал за ними, Марит возился со своей рукой.
– Отсюда нет выхода, – простонал Гордий. Потом уставился на Жака здоровым глазом. – Или есть?
– Сам скажи, божонок, – парировал Жак.
– Ты что-то задумал. Что? Что ты хочешь сделать?
– Дня начала, – сказал Жак, вытирая испачканные в крови руки о рубаху Гордия, – я закончу обрабатывать своё стекло.
– Это и есть ключ ко всему? – Гордий осторожно, кончиками пальцев ощупал своё избитое лицо, то и дело вздрагивая. – Правда-правда? Но твоё окно будет величиной с ладонь или меньше… какой от него прок?
– Никакого, – согласился Жак. – Абсолютно никакого.
Он хотел оттолкнуться и улететь, но тут Гордий схватил его за локоть:
– Возьми меня с собой.
Жак оглянулся и снова бросил взгляд на Марита. Потом опять посмотрел на толстяка.
– Я никому не скажу! – заявил Гордий. – Обещаю! Я буду молчать. И вообще, я не смогу тебя выдать, потому что не знаю, что ты замышляешь. Я просто понимаю, что ты и впрямь