— Какими?
Юлия Константиновна выразительно посмотрела на Губарева.
— Ну вы же понимаете, что Николай Дмитриевич не посвящал меня буквально во ВСЕ, — подчеркнула она это слово.
— Когда вы видели его в последний раз?
— В восемнадцать двадцать. Я подготовила для него текущую корреспонденцию и отнесла на просмотр. Затем спросила, нужна ли я ему еще. Николай Дмитриевич сказал, что я могу быть свободна. И… я ушла домой.
Губарев достал свою записную книжку и сделал пометку:
— Это было в восемнадцать двадцать, — задумчиво сказал он. — А кто последний видел его живым?
— Охранник. Он сейчас приедет.
— А почему, Юлия Константиновна, вы сегодня опоздали?
— Я предупредила Николая Дмитриевича, что буду попозже. Мне надо было с утра в поликлинику. А потом еще пробки на дорогах. Мой джип застрял капитально.
Губарев невольно усмехнулся. Конечно, такая секретарша-терминатор может ездить только на джипе. Всякие легковесные автомобильчики — не для нее.
— Юлия Константиновна, — обратился к ней Губарев. — Вы такая умная-разумная, — на самом деле он говорил без тени иронии. — Пожалуйста, подскажите нам, что вы думаете об этом убийстве? Если ваш начальник был таким хорошим специалистом и суперпрофессионалом, то кто мог его до такой степени ненавидеть, чтобы пойти на убийство? Ведь у него, по вашим словам, нет ни одной неудачной операции. То же самое сказала и Ирина Владимировна. Как же одно стыкуется с другим?
Юлия Константиновна помолчала, а потом сказала:
— Не знаю. Если бы знала, то сказала бы. Не сомневайтесь.
После беседы с секретаршей они с Витькой не успели перекинуться и двумя словами, как приехал охранник, дежуривший в тот день, когда убили Лактионова. Конченко Андрей Викторович. Молодой белобрысый парень ответил на все вопросы четко и по существу. Да, он последним видел Николая Дмитриевича в восемь часов вечера. Потом начальник отпустил его, а сам остался.
— Раньше так было?
— Да. Иногда он работал допоздна.
— Но почему он оставался один? Вы что, ему мешали?
— Не знаю. Мне сказали, и я ушел.
— У вас не сложилось впечатление, что он кого-то ждал?
— Не знаю. Ничего такого не видел.
— Он не сказал вам, до скольких собирается работать?
— Нет.
— Он сам вышел к вам?
— Да.
— Во сколько обычно приходила уборщица?
— В девять.
— Ваш обычный рабочий день длится до которого часа? С каких и до каких?
— Заступаем мы в восемь, заканчиваем в двенадцать. С девяти до одиннадцати приходит уборщица. Иногда она убирается до одиннадцати тридцати. Потом охранник делает обход комнат и закрывает все двери.
— Труп обнаружила уборщица. Как она проникла в здание?
— Уборщица знает код входной двери. И у нее есть ключи от второй двери.
Значит, — рассуждал Губарев, — она открыла первую дверь, потом вторую… Надо позвонить ей домой. Поинтересоваться: может ли она приехать сюда, чтобы дать показания. Вчера у нее плохо с сердцем было. И она ни слова не могла вымолвить.
Отпустив охранника, Губарев тяжело вздохнул и посмотрел на Витьку:
— Интересное дело. Никакой мотивации убийства. Замечательный человек, отличный профессионал, строгий, но справедливый руководитель. Ни с какой стороны не подкопаешься. И все-таки его убили. Судя по всему, этот человек хорошо знал Лактионова, раз он сумел набрать код, у него были ключи от двери… Как-то он раздобыл их.
— А вдруг это Лактионов сам открыл ему дверь? Может, у него была важная встреча. И он не хотел, чтобы о ней знали. Собирался с кем-то побеседовать тет-а-тет, — предположил Витька.
— Этот вариант вполне приемлем. Все сходится. Отослал охранника, остался один. Уборщица должна была прийти через час. Для начала надо попросить секретаршу скопировать страницу ежедневника.