– После того как умерла моя мать, здесь все пошло кувырком.
Это был первый раз, когда кто-то при мне упомянул вслух покойную миссис Гамильтон. В приступе любопытства я позабыла обо всем остальном.
– Когда она умерла? – спросила я.
– Когда я родилась. Я убила ее. Именно поэтому, – спокойно продолжала девушка, – мой отец меня ненавидит.
– Аннабель! Как вам могла прийти в голову такая дикость?
– Это не дикость. Это – правда!
– Ну, разумеется, помнить этого вы не можете. И я убеждена, что миссис Кэннон никогда не говорила вам ничего подобного.
– Никто не говорил мне! Это словно в романе под названием “Тайна лорда Эллсворса”. Моя мама была очень красивой, и мой отец страстно любил ее. Он ненавидит меня за то, что я убила ее. Знаете, я кое-что вам покажу, если только вы обещаете сохранить все в секрете. Я никогда никому это не показывала.
В руках девушки оказался овальный кусочек дерева примерно пяти сантиметров в длину. Она протянула его мне:
– Это моя мать. Разве она не была красавицей?
Я с сомнением взглянула на портрет – то была миниатюра на слоновой кости, пожелтевшей от времени. Позолоченная рамка была потерта. Лицо было одним из тех жеманных лиц, какие украшали модные журналы, – с круглыми щечками, с губками, похожими на бутон розы, и с томными темными глазами. Черные волосы падали локонами на пухлые белые плечи.
– Она – красавица, – лицемерно согласилась я. – Благодарю за то, что вы показали мне ее.
Аннабель заставила меня закрыть глаза, пока прятала свое сокровище в тайник, а потом я поднялась, чтобы идти. Странное впечатление, что в этом портрете что-то не так, все еще не покидало меня. Я была уже почти у двери, когда вспомнила то, о чем намеревалась сказать раньше.
– Почему бы вам ненадолго не спускаться вниз после обеда? Один из слуг мог бы вас перенести.
– О нет. – Аннабель снова откинулась в подушки.
– Но я уверена, что это вам не повредит. Давайте спустимся прямо сейчас, я хочу, чтобы вы посмотрели, что мне удалось сделать в библиотеке. И вы должны познакомиться с Тоби.
– Кто такой Тоби? Слуга?
– Нет, не слуга. Я не скажу вам, кто он такой. Вы должны спуститься и сами посмотреть.
– Ну... ну хорошо. – Она ответила мне слабой улыбкой, которая сделала ее почти хорошенькой. Однако Аннабель не была бы собой, если бы не попыталась оставить за собой последнее слово. – Если мне это повредит, это будет ваша вина.
Но я была готова рискнуть. Мне думалось, что опасность, угрожающая ее телу, несравнима с опасностью, которая грозит ее разуму, если она и дальше будет оставаться в изоляции и погружаться в мрачные размышления в своей одинокой комнате. Она уже почти утратила способность отличать факты от фантазий. Например, эта дикая история о ее матери...
Я остановилась посреди холла, пронзенная новой мыслью. Эта история была дикой; но могла ли я быть уверена в том, что она не соответствует истине? Я ничего не знала об истории семьи. И если я хочу помочь Аннабель, я должна кое-что о ней разузнать.
Я знала, что то было лишь оправдание для моего бесстыдного любопытства. Но оно давало мне мужество продолжать оставаться любопытной. Я решила поговорить с миссис Кэннон.
Разговор с миссис Кэннон был не таким простым делом, как кому-то может показаться. Ее интересовали в жизни только три темы: еда, па-ряды и недостойное поведение прислуги. Сколько бы я ни пыталась перевести разговор на другой предмет, она всякий раз слабо улыбалась и начинала похрапывать. И тем не менее я еще не встречала пожилых леди, которые не любили бы посплетничать, и потому в тот день я отправилась обедать в ее комнату с твердой решимостью вытянуть у нее все, о чем мне хотелось знать.