Это было настоящее чудо, знамение свыше, напоминание о том, что Господь наш вездесущ и что Он пошел на крест за грехи наши…
Мистер Кордова задумчиво кивнул.
– И поэтому вы решили уйти в монастырь?
– Отчасти да.
– Полагаю, вы последовали туда за Мариэленой? Сестра Августина испустила тяжкий вздох.
– Нет, это не так. Вскоре после того памятного богослужения она тяжело заболела. Доктор сказал, что у нее болотная лихорадка. Ее страдания были ужасны, но никто не слышал от нее ни слова жалобы. Она ведь уже была святая.
– Понятно.
– Перед самой смертью она взяла с меня слово стать монахиней вместо нее. Я, конечно, согласилась. Мариэлена страшно мучилась и телом и душой, но мое обещание принесло ей долгожданный покой: она отошла в лучший мир с улыбкой на устах. Ни разу за всю жизнь у меня не было случая пожалеть о своем решении.
Эдуард Кордова так расчувствовался, что решил налить себе еще вина и при этом чуть не опрокинул бутылку. Сестра Августина едва успела подхватить ее.
– Извините, – пробормотал он, – я страшно неловок.
– Не надо так говорить, – мягко возразила она, наполняя его бокал. – Мне ваши движения кажутся вполне уверенными.
– Вы просто слишком добры и снисходительны. Тут он наклонил голову и прислушался.
– А себе вы разве не хотите налить еще?
– Мне лучше бы воздержаться.
Его голос выдавал крайнее изумление:
– Разве монахиням возбраняется пить вино?
– Нет, но нам следует соблюдать умеренность.
– Вы ее не нарушаете. Два бокала – разве это так много?
Перед тем как уступить, сестра Августина выдержала приличествующую случаю паузу.
– Н-ну хорошо. Только совсем чуть-чуть. Наклонив бокал, чтобы не слышно было бульканья, она наполнила его до краев, потом рассказала ему о своем одиноком детстве на родительском ранчо. Выяснилось, что между ними много общего. Время за беседой летело незаметно.
– Спасибо вам, что вызвали меня на откровенность, сестра Августина, – поблагодарил Эдуард Кордова по окончании обеда. – Мне необходимо было выговориться, а с вами удивительно легко и приятно беседовать.
– Могу сказать то же самое о вас… Эдуард.
– Надеюсь, вы не рассердитесь на мои слова… У вас чудесный голос. Такой ласковый, успокаивающий.
Она подперла рукой подбородок:
– Правда?
– Поверьте, уж кому, как не мне, разбираться в голосах! Глубокий, я бы сказал, грудной и с такими… как бы это выразить… доверительными нотками.
Он глубокомысленно соединил кончики своих красивых длинных пальцев.
– Нежный, но в то же время звучный. В нем слышится нечто невинное, почти что детское, хотя в некоторых звуках вдруг проскальзывает этакая очаровательная хрипотца.
Сестра Августина смотрела на него, словно в трансе, зачарованная его словами. Больше всего на свете ей хотелось узнать, какого цвета у него глаза – эти бедные незрячие глаза! В пламени свечей его волнистые каштановые волосы отливали бронзой. Сразу было заметно, что перед обедом он побрился: об этом свидетельствовала не только гладкость слегка впалых щек, но и витавший вокруг него слабый запах…
Она наклонилась поближе, чтобы определить, что это. Похоже, лавровишневая вода. До чего же красивые у него губы – полные, чувственные и в то же время решительные. Открывает ли он рот, когда целуется? Некоторые мужчины так делают, это она знала по опыту. А может, он начинает с закрытым ртом и только потом открывает, заставляя тебя ответить тем же…
– А вот и вы!
Круглая физиономия мистера Суини нависла над ними, подобно полной луне.
– Какая удача! Я решил немного вздремнуть и, представьте, проспал аж два часа. Проснулся, гляжу, уже совсем стемнело. Ну, думаю, придется мне ужинать в полном одиночестве.