Далее он посетил залу, где каждый час взрывалась граната образца начала прошлого века, всего их должно было взорваться тысяча девятьсот четырнадцать — это был динамический памятник первой мировой войне. Корпус здания, укреплённый титановыми балками, ощутимо потряхивало. Критики, укрытые растрескавшимся бронестеклом, оживлённо обсуждали эстетические характеристики каждого взрыва.
Неплоха была и огромная, размером с надувной бассейн, раковая опухоль, выращенная в лабораторных условиях — багрово-сизая, покрытая сеткой сосудов, с многочисленными подключёнными к ней трубками и приборами, она внушала неподдельное уважение. Рядом стояла небольшая жаровня, на которой художник, выставивший опухоль, поджаривал её кусочки на маленьких шампурах и угощал шашлыком посетителей. Лермонтов тоже попробовал опухоль и нашёл её солоноватой, но вкусной. Он любил органическую еду.
Всё эти любопытные штучки, однако, не имели отношения к основной цели. То, что ему было нужно, находилось не здесь. Лермонтов начал нервничать.
— Вы что-то ищете, мистер? — услужливый охранник-филиппинец обратил внимание на его хаотические перемещения и проявил ответственность.
— Да. Мне нужна бомба.
— Атомная бомба, мистер? — уточнил охранник.
— Да, разумеется, — тень улыбки пробежала по бледному лицу Лермонтова, в тёмном провале рта зловеще засияли металлокерамические резцы.
— Это рядом. Третий павильон налево, — филиппинец указал направление.
ГЛАВА 24
Иеремия Буллшитман смотрел на детектива Люси Уисли, катая между губ обгорелую спичку. Смотрел он недовольно, свирепо и в то же время грустно и с недоумением.
Уисли хорошо знала этот взгляд шефа. Но он никогда не смотрел так на