– То-то и оно, что не слыхал! Куда тебе, пустобреху! Генерал Дубельт Леонтий Васильевич – начальник Третьего отделения Его императорского величества канцелярии…
– Так это твой дядюшка, видать! – тут же отозвался Артамонов. – А ты его любимый племяш! Дядюшка тебя сюда и снарядил, людей посмотреть, себя показать да жирок нагулять.
– Я у Леонтия Васильевича и супруги его, Анны Николаевны, находился в услужении лакеем, в имении ихнем, в селе Рыскино Тверской губернии, – назидательно стал рассказывать Власов, уже не обращая внимания на подковырки Артамонова. – Какие господа, скажу я вам, братцы, хорошие! Вам бы таких! Бывало, Анна Николаевна выйдет на крыльцо к мужикам и спросит их: «А что? Каков наш барин?» А мужики ей отвечают: «Таких господ, матушка-барыня, да даже и таких людей на свете нет! Других господ ждут в деревню, у людей вся утроба от страха трясется, а наших господ ждешь, как ангелов с неба. Уж нас все-то спрашивают, какому вы богу молитесь, что вам счастья столько от господ?» Правда, сам генерал в деревню наезжал редко, он все больше письма Анне Николаевне слал. Раз как-то наказал доставить ему в Петербург две сотни рябчиков. Анна Николаевна, ангел-то наш, ему напомнила, что мужики рябчиков не разводят, а коли будут за ними но болотам и лесам гоняться, то сами с голода околеют. Вот какая барыня у нас! Нет чтобы вашего брата мужика заставить побегать за рябчиками, она же еще и заступалась…
– По всему видать, что повезло тебе, дядя Макар. А все оттого, что у тебя брови сросшиеся. Верная примета!
– А в людях генеральских, скажу я вам, и того лучше! Не в пример лучше житье! Вот сами посудите. Как-то Анна Николаевна затеяла торжественность организовать. Позвала всяких знаменитых господ в гости. А черный ход по случаю велела закрыть. Повар наш Пашка с парадного крыльца в дом захаживать не привык. Понес он горячий шоколад для господ и заблудился. Ходит по дому, орет, а шоколад остывает. Анна Николаевна только посмеялась, даже не заругалась…
– Что же это такое будет – шоклад этот? – заинтересовался шагавший слева солдат.
– А это навроде нашей горелой каши, – встрял опять Тимошка Артамонов, – только в тарелочке серебряной.
– Врешь ты, межа пустая! – обиделся Макар Власов за господское кушанье. – Дух такой от него, как от меда, только еще шибче! А вкусен он, шоколад, как…
– Да ты еще скажи, что пробовал? – возразил Тимошка.
– И скажу!
– Брешешь! Побожись!
– Вот те крест! Палец макнул!
– Который палец? – поинтересовался Артамонов.
– Вот энтот! – показал Макар.
– Ах, э-энтот! – разочарованно пропел насмешник.
Строй опять выдохнул смешинку, закашлялся, сбился с ноги.
– Цыц, черти! – прикрикнул на них капитан Азаров. – Сейчас вам татары насыпят в штаны, тогда вместе посмеемся!
Солдаты притихли, но Тимофей Артамонов скоро опять окликнул шагавшего впереди Власова:
– Что же тебя твои ангелы, дядя Макар, в рекруты сдали? Не за тот ли самый палец ты пострадал?
– Не, за другое, – ответил Власов. – Ведено мне было всем говорить, что хозяина нет дома. Я и говорил. А тут такой знатный барин подъезжает. Ну, я ему все честь по чести, как велено, мол, нет хозяина дома. А оказалось, что это сам граф Воронцов приезжал. Барыня-матушка Анна Николаевна очень разволновалась. Все не могла успокоиться. Меня вот и отправили в солдатушки.
– Теперь уж барыня успокоилась, знамо дело, – кивнул головой посерьезневший Артамонов.
– Жаловаться на судьбу нечего, – подытожил свой рассказ Макар Власов, – службу надо было знать. Графа Воронцова, шутка ли сказать, не узнал!
– А ты его раньше-то видал, графа этого?
– Не видал! Так и что из того, что не видал?! Узнать все равно был должен!
Артамонов посмотрел на сутулую спину Макара, облепленную комарами.