— Прости за беспорядок, — пробурчал я, чувствуя за это неловкость.
— Не так уж и плохо. Ты удивишься тому, что я видела, и что называю беспорядком.
— И много спален парней ты видела? — злость от мысли, что она была в чьей-то спальне, внезапно захлестнула меня.
— Мне для отца приходилось убирать шкафчики. Вы, парни, воняете, гигиена напрочь запущена. И, кажется, вы совсем не знаете, что значит «поднять за собой вещь», — улыбнулась она, после того, как высказалась, и комната будто засветилась.
— Не все из нас такие.
— Ты и вправду прямо сейчас хочешь поговорить о мужской гигиене? — подразнила она.
Я подавился смешком
— Нет, — но проходили долгие секунды, и чем дольше я на неё пялился, тем сильнее моё возбуждение выплёскивалось через край. — То, что я хочу, вероятно, испугает тебя, Кассандра. — Я видел, как её возбуждение пускало глубокие корни, видел даже, как оно пульсирует на основании её горла. — Сними одежду, малышка.
Кассандра задышала чаще, и я, блядь, затвердел для неё. Похоть, которая светилась в её глазах, была под стать моей. Я знал это.
Я хотел её так сильно, что мог от этого сгореть.
— Ты хочешь, чтобы я осталась голой?
— Да, — тут же ответил я, зная, что мой голос жутко хриплый. — Здесь только я и ты, и прошло немало времени с тех пор, как ты была моей, Кассандра. Я очень проголодался по твоему телу. — Иисусе, чёрт, это был мой голос, полный хриплого обещания? — Нам не помешают.
— Не так, как на вечеринке, — пробурчала она, и я понял, что она смотрела на мой рот.
— Ты нужна мне в моей кровати, и я хочу, чтобы мой запах на тебе был повсюду — Меня удивило, как сильно я этого хотел. — Я хочу, чтобы ты кричала моё имя, когда я снова возьму тебя.
Она издала слабый стон, но после, блядь, она начала раздеваться. Я наблюдал, как она снимала вещь за вещью, пока не предстала передо мной абсолютно голой. Она была воплощением красоты. Я до мозга костей был борцом, временами полным кретином, но я знал, насколько ценной Кассандра была и есть для меня. Она была в моей голове и моего сердце. Чего она не знала, так это того, что как никто другой получила надо мной всю власть. Она взывала ко мне так, как не взывал никто другой.
— Ты уверен, что ты не пожалеешь об этом? — спросила она, и я услышал дрожь в её голосе.
— Никоим. Блядь. Образом.
Я был таким ублюдком по отношению к ней, и я ненавидел это. Ненавидел то, что после этого она чувствовала себя дерьмом.
— Ты заставил меня плакать, и пусть, признавать это по-девчачьи, я хочу, чтобы ты знал, что это только по тому, что ты мне не безразличен, Роуди.
Блядь, она плакала? Я заставил её плакать?
— Мне так чудовищно жаль, малышка. Я никогда снова не заставлю тебя плакать.
Кассандра отвернулась и потрясла головой.
— Когда дело касается тебя, мне кажется, что ты, еще не раз, заставишь меня плакать.
Я набрал в лёгкие воздуха, сделав глубокий вдох. Мне не понравилось то, насколько уверено она говорила. Будто у меня не получится сдержать себя и не доставить ей новых страданий.
Подступив к ней, я сгибом пальца поддел её подбородок, повернув её голову к себе так, чтобы у неё не было другого выхода, кроме как смотреть на меня.
— Малышка, я не причиню тебе боль. Я клянусь всем своим естеством.
Она облизнула губы, и я увидел, как от слёз потемнели её глаза.
Я не хотел её отпускать.